Айдан Сулейменова: «Если крепко стоишь на ногах, то помогать другим — это необходимость»

Айдан Сулейменова — президент благотворительного фонда «АЯЛА», который на протяжении 14 лет работает для снижения младенческой и детской смертности и инвалидности в Казахстане.

Обсудили с Айдан Тулеутаевной уровень развития благотворительности в стране, последние тренды в этой сфере, принципы профессиональной работы. Также поговорили о гендерных мифах и о планах на будущее.

---

— По оценкам CAF, Казахстан за 2019 год занимает 78 место из 126 стран мира в рейтинге благотворительности. Айдан Тулеутаевна, поделитесь вашей точкой зрения на состояние благотворительности в стране?

Сейчас в Казахстане ситуация с благотворительностью кардинально отличается от того, что было 14 лет назад, когда мы только начинали работать. Тогда про благотворительность почти ничего не знали и на системном уровне этими вопросами не занимались. Кроме, пожалуй, таких больших фондов, как «Бобек» и Фонд Сороса. За 14 лет ситуация значительно улучшилась.

Думаю, наша заслуга в этом тоже есть. Ведь все эти годы мы работаем над воспитанием культуры благотворительности в нашей стране. Чтобы она стала необходимой нормой для большинства казахстанцев.

Благотворительность в Казахстане развивается в одном направлении с глобальными мировыми трендами и почти такими же темпами, как в России. В марте наш фонд был в Москве и принял участие в конференции газеты «Ведомости» о развитии благотворительности. Мы увидели, что идем в ногу с российскими фондами — у нас очень похожие проекты.

Ключевые тренды благотворительности во всем мире и в Казахстане сейчас развиваются в нескольких направлениях.

Прежде всего, это повышение доверия к благотворительным фондам благодаря усилению их прозрачности. В крупных проектах для компаний-спонсоров мы делаем это по международным стандартам. Кроме того, с 2016 года добровольно проходим через ежегодный аудит работы фонда с привлечением компании из BIG4.

Еще один важный тренд — это профессионализация нашего сектора. Много управленцев с высоким уровнем компетенций и огромным опытом работы в международных компаниях приходят работать в НПО по своим ценностным установкам.

Софинансирование или краудфандинг активными гражданами локальных благотворительных программ и инициатив — это то, что мы наблюдаем в Казахстане последние годы. Это и помощь Арысу, и помощь во время пандемии коронавируса, и много других проектов. 

Еще один важный тренд — это гуманизация. Она проявляется в большом интересе простых людей и особенно поколения Z к экологическим проблемам и зеленому потреблению.

Безусловно, роль религиозных фондов традиционных конфессий значительно возросла и продолжает расти. Достаточно обратить внимание на список благотворительных организаций в популярных мобильных приложениях крупных банков.

Активно развиваются краудфандинговые платформы, позволяющие выбрать программу для поддержки в один клик. Например, платформа Birgemiz.kz от Halyk Fond. На ней собраны около 20 казахстанских благотворительных организаций, включая фонд «АЯЛА». И любой человек может выбрать проект по душе и помочь ему.

— Как вы оцениваете вклад фонда «АЯЛА» в улучшение здоровья детей в нашей стране?

Я закончила второй мединститут в Москве (РНИМУ им. Пирогова) и давала клятву Гиппократа, что буду помогать людям. И это — моя жизненная позиция.

Начинала быть благотворителем, наверное, как и многие: старалась финансово помочь каждому, кто ко мне обращался. Но количество таких запросов только росло. И тогда поняла, что надо решать проблемы системно, а не точечно. То есть реализовывать проекты, которые помогут не пяти нуждающимся, а пяти или десяти тысячам.

Так появился фонд «АЯЛА». Это позволило выйти на более продуктивный уровень. Выстроили диалог с государством, стали напрямую работать с министерствами и управлениями. Наш принцип работы с госорганами — не замещать, а помогать в узких, проблемных местах.
 
Мы работаем по всему Казахстану с десятками медицинских учреждений. Это реанимационные отделения больниц, родильные дома и перинатальные центры. Мы разговариваем с сотнями врачей, узнаем проблемы и находим способы системной помощи.
 
— Что представляет собой системный подход благотворительного фонда в медицине?

В нашем фонде работают два квалифицированных врача — я и вице-президент по медицинским проектам. Наша экспертиза и глубокие практические знания помогают видеть способы решения проблемы. Мы говорим с врачами на одном языке и поэтому понимаем их лучше.  

Поэтому системность нашей работы — это устранение проблемных зон. Таких, как отсутствие современного оборудования, нехватка знаний или практических навыков у врачей. Именно такой подход масштабируется сначала в сотни, а затем — в десятки тысяч спасенных жизней.

Что дает сбор средств на операцию для одного ребенка? Шанс на жизнь этому конкретному ребенку. Что дает сбор средств на открытую реанимационную стойку или аппарата ИВЛ? Или сбор средств на повышение квалификации казахстанских врачей? Шанс на жизнь для сотен и тысяч наших детей.

Такой подход проверен практикой. Фонд «АЯЛА» начал работу с Городской детской инфекционной больницей в Алматы в 2008 году. Мы обратили внимание на высокую детскую смертность, которая тогда была в этой больнице. Мы переоснастили новым оборудованием детскую реанимацию, обеспечили всем необходимым персонал. В результате — снижение детской смертности в четыре раза. 

Еще один успешный пример — это мой любимый проект «Я тоже хожу жить». В нем приняли участие три фонда: «АЯЛА», «ДАРА» и «Добровольное общество милосердия».

Он был направлен на развитие детской кардиохирургии в Казахстане. На момент его старта в 2008 году в Казахстане новорожденных с тяжелыми пороками сердца практически не оперировали и 80% детей с пороками сердца умирали в возрасте до 1 года. Врачи боялись говорить о ситуации в неонатальной кардиохирургии, и мы приняли решение достучаться до Минздрава. Большую задачу разделили на этапы: обучение врачей, работа с госорганами и привлечение внимания казахстанцев к этой проблеме.

Мы нашли спонсоров и отправили целую бригаду врачей из Национального научного центра хирургии им. Сызганова (ННЦХ) на длительное обучение и стажировку в одну из ведущих кардиохирургических клиник в Бергамо, Италия. В несколько этапов мы передали в операционное и реанимационное отделение ННЦХ медицинское оборудование для проведения операций на открытом сердце у новорожденных.

Параллельно велась работа с Минздравом, поднималась волна общественного мнения через СМИ. И нам удалось обратить внимание государства на эту проблему. Началось активное финансирование, благодаря которому были построены современные центры кардиохирургии с возможностью проведения операций на открытом сердце у новорожденных. Сейчас эти операции стоят на потоке.

Сейчас мы работаем над другой проблемной зоной. Из всех умерших в нашей стране младенцев более 60% — это новорожденные. Одна из главных причин смерти заключается в поражениях центральной нервной системы. В 70% случаев это происходит из-за перенесенной гипоксии.

Гипоксия при рождении запускает каскад патологических физиологических процессов, вызывающих гибель клеток головного мозга. Это можно остановить, применив гипотермию. Для этого есть удобный современный аппарат, но в большинстве казахстанских родильных домов и перинатальных центров гипотермию делают «дедовскими» методами: обкладывают младенца медицинскими перчатками с холодной водой или со льдом.

Когда мы узнали об этой проблеме, то параллельно со сбором средств на приобретение аппаратного комплекса, направили несколько писем в Минздрав. Дошли в итоге до вице-премьера страны, чтобы сделать этот комплекс обязательным для плана госзакупок. И процесс закупок пошел в этом году — через два года нашей работы, коммуникаций с госорганами и работы со спонсорами.

— Когда я прочитала о вас, у меня возникла ассоциация с Татьяной Друбич — сопредседателем попечительского совета московского благотворительного фонда помощи неизлечимо больным «Вера». По первому образованию она тоже врач. Скажите, благотворительность — это все-таки больше сфера для реализации женщин с большим сердцем или это гендерные стереотипы?

 Я очень хорошо знаю Татьяну Друбич, но не была в курсе, что она тоже врач, для меня это интересный факт, спасибо. 

Не согласна про женскую сферу. Я знаю мужчин, которые занимаются благотворительностью и знаю фонды, которыми руководят мужчины. И делают это достаточно активно.

За каждой женщиной в благотворительности стоит мужчина: ее муж, который поддерживает, помогает и вместе с ней реализовывает проекты. В нашей семье все именно так. Мой супруг Данияр Рустэмович Абулгазин всегда рядом со мной во всех проектах фонда. Советует, дает рекомендации, направляет. Он сам — крупный благотворитель, но, как правило, делает это не публично. И всегда первым откликается на призыв о помощи.

Так было и во время начала пандемии коронавируса, когда был открыт фонд BizBirgemiz. Мой супруг первым перечислил в него 200 млн тенге. Наша совместная с ним помощь на борьбу с коронавирусом в Казахстане превысила 253 млн тенге. Для пострадавших в Мактааральском районе в числе первых мой супруг перечислил в фонд «Туркестан» 50 млн тенге, а вместе мы помогли на 65 млн тенге.

— Как вы думаете, почему люди испытывают потребность помогать другим людям? Что движет благотворителями, есть ли у них какие-то общие мотивации?

Мотивация в благотворительности — это ситуации, с которыми сталкиваешься в своей работе. Когда видишь и переживаешь боль другого человека и хочешь ему помочь. Это касается не только детей. Наш фонд много лет помогает ветеранам. Их осталось в живых очень мало, поэтому мы уделяем внимание, вместе со спонсором проекта передаем ежемесячно продукты и лекарства.

Внутренняя потребность заботиться о других со мной с самого детства. Когда родители-дипломаты уехали за границу, я осталась вместе с младшим братом, была ответственной за него. Это переросло в желание помогать людям. Поэтому в школе я пошла на медицинские курсы. Мы помогали санитаркам ухаживать за тяжелыми больными, мыли полы, выносили судна. И никакого отторжения у меня это не вызывало.

Например, мы поставили себе задачу, чтобы дети выходили из детских домов, из школ-интернатов с полезными для жизни навыками. С пониманием, в какой профессии они себя дальше хотят реализовать. Путь к этому был сложный. Сначала мы просто оборудовали в таких учреждениях кухни и гостиные. Этот эксперимент закончился почти провалом. Большая часть оборудования спустя 2-3 года исчезла, а детей никто не учил, потому что практического обучения нет сейчас в школьной программе.

Сейчас мы находим компании, которые в качестве спонсорства направляют своих специалистов учить детей. Отличный пример — сеть столовых Qaganat и их бренд-шеф, который за два месяца научил 30 детей готовить вкусную домашнюю еду. В результате несколько человек решили, что они пойдут учиться на повара.

У нас есть пять мальчиков-барберов, которые выучились на профессию в школе-интернате, потому что мы оборудовали у них специальную мастерскую и оплатили занятия с настоящим мастером экстра-класса. Есть два подростка, которые поступили в военный лицей «Арыстан», благодаря занятиям по математике и физике с репетиторами из РФМШ, которых мы нашли и оплатили.

— Как вы считаете, бывает ли чистый альтруизм без эгоизма? Я считаю, что хорошие благотворители – это смелые, умеренно жесткие, эгоистичные и принципиальные люди. Ведь чтобы помогать другим, нужно самому крепко стоять на ногах. Кроме того, очень важно четко знать бизнес-процессы, чтобы все благотворительные цели оказались достигнутыми.
 
Действительно, чтобы профессионально работать в этой сфере, надо самому достаточно крепко стоять на ногах. Насчет эгоизма я не согласна, но принципиальность в каких-то вопросах обязательно должна присутствовать.

Считаю, что благотворительный фонд должен работать так: 100% получили от спонсоров и столько же отдали на реализацию проекта. Как это делаем мы в «АЯЛА». Фонд содержится на средства учредителя. Зарплаты, офисы и другие расходы не покрываются за счет собранных с пожертвований средств. Деньги от спонсоров и краудфандинга полностью идут на проекты.

Я разделяю подход к благотворительности Дэна Паллотта, который считает, что в любой благотворительной организации должны работать профессионалы.

Сегодня фонд «АЯЛА» — это профессиональная организация, и по своим процессам, принципам работы и управлению она близка к бизнес-структуре, хотя мы не занимаемся коммерческой деятельностью.

Наши крупные спонсоры — Chevron, Samsung, Halyk Bank — видят этот уровень и готовы работать со структурой, в которой есть понятные им бизнес-процессы, где есть прозрачная отчетность и даже аудит со стороны BIG4.

— Расскажите, какие цели стоят перед фондом «АЯЛА» в ближайшие 10 лет? Будут ли меняться ваши инструменты?

В январе этого года мы с командой провели стратегическую сессию и создали план развития фонда на ближайшие 10 лет. Туда входят планы по расширению деятельности за пределами Казахстана — мы планируем открыть свое представительство в Узбекистане.

Мы решили переориентировать свои проекты для повышения квалификации врачей в онлайн-формат. И первый шаг к этому уже сделан — в конце 2020 года Академия «АЯЛА» откроется как платформа дистанционного обучения врачей-неонатологов.

В образовании мы видим, что в перспективе 10 лет практически не останется детских домов — наших основных бенефициаров в настоящее время по образовательным проектам. Поэтому мы планируем расширить охват проектами школ для одаренных детей. Безусловно будем наращивать активности в сфере профессиональной ориентации подростков — это огромное направление, в котором практически ничего не происходит.

Отдельное направление — это исследования. В России и ЕС сфера благотворительности привлекает организации, которые готовы исследовать тренды и находить проблемные зоны. В Казахстане этого пока нет. Сейчас мы проводим фокус-группы в нескольких регионах Казахстана, и скоро будем готовы поделиться результатами о взглядах на благотворительность разных возрастных групп.

— Во время карантина вы реализовали 10 проектов. Как во время пандемии должны работать благотворительные фонды? Идет общий спад экономической активности, у компаний сокращаются спонсорские бюджеты. Что делать в такой сложной ситуации?

Каждый фонд принимает решение сам и все работают в силу своих возможностей. Мы достаточно быстро адаптировались к дистанционной работе. И даже реализовали 10 проектов с привлечением более 130 млн тенге. У нас не произошло оттока спонсоров. Наоборот, репутация привлекла к нам новых партнеров и помогла получить финансирование для нового проекта — помощь нуждающимся семьям на карантине. 

Спонсорские бюджеты сокращаются, но всегда находится возможность быть нужными и полезными.

— Ваш фонд работает уже 14 год. Оглядываясь назад, вы видите отличные результаты — десятки тысяч спасенных в Казахстане жизней детей. Скажите, благотворительность с вами уже навсегда?

Думаю, да. Мечтаю, чтобы все дети были здоровы, или как можно меньше нуждались в медицинской помощи. Моё жизненное кредо — чужих детей не бывает.

— Как относитесь к другим формам благотворительности? Например, к постам в инстаграме о больных детях и краудфандинге на их операции за рубежом?

Мы ведем серьезную аналитическую работу, чтобы понять все барьеры, которые мешают казахстанцам участвовать в благотворительности. И видим, что когда нет отчетности о собранных средствах, результативности — люди разочаровываются и больше не хотят помогать.

— Расскажите, как стать волонтером в ваших проектах? К чему морально должен быть готов человек, чтобы реализовать себя в этом качестве?

Волонтер волонтеру рознь. Есть стереотип, что это очень позитивные и милые ребята, которые приходят в детский дом и приносят сладости и игрушки. Между тем такое волонтерство малоэффективно: оно ничего не меняет в жизни детей и самого волонтера.

Мы в нашем фонде предлагаем варианты эффективного волонтерства.
Хочешь помочь — отлично, тогда в течение года занимайся с детьми из детского дома английским языком, физикой или математикой, чтобы они могли поступить в вуз. Возможно, зарубежный.

Для такого волонтерства нужна самодисциплина, терпение, умение быть отличным коммуникатором, а также готовность адаптировать свои знания под уровень восприятия детей и подростков. Но таких волонтеров, к сожалению, единицы. Потому что реальная помощь всегда связана с затратами собственной энергии и времени.