Тяжеловесы: 5 больших романов на остаток лета

Не говори, что у нас ничего нет

Мадлен Тьен

640-страничный рассказ о семье на фоне сорокалетней истории Китая: от революции и Гражданской войны до событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году.

В центре сюжета две молодые девушки — Лилин-Мари и Ай Мин. У героини, от лица которой ведётся повествование, два имени: китайское Лилин и европейское Мари. Она уже много лет живёт с матерью в Ванкувере, а отца нет в живых. Мари осознаёт, что довольно плохо осведомлена о жизни отца до переезда в Канаду, а о семье в Китае вовсе ничего не знает. Вторая героиня Ай Мин — студентка-беженка, нелегально покинувшая страну после бунта на площади Тяньаньмэнь, оказывается на пороге дома родственников в Канаде.

Погружение девушек в прошлое начинается с «книги записей» — переписанной от руки тетради, где описаны события культурной революции. С живым интересом они исследуют историю своих предков и параллельно узнают о последствиях политических кампаний в Китае.

Наравне с главными персонажами в книге важным героем выступает музыка. Не только потому, что герои так или иначе связаны с ней, но и потому, что музыка — способ принять новые правила жизни в период насаждения политического режима.

Канадской писательнице китайско-малайского происхождения Мадлен Тьен удаётся рассказать о китайской исторической травме без нарочитого надрыва, очень осторожно и бережно. Роман, несмотря на объём, лишён сумбурности. Он вбирает в себя несколько вставных новелл и обрастает новыми подробностями в разных сюжетных линиях, оставаясь при этом целостной историей.

Безгрешность

Джонатан Франзен

Двадцатитрехлетняя Пип Тайлер не любит своё полное имя, не знает, кто её отец и не может выплатить долг по учёбе. Она выросла с эксцентричной матерью, которая наотрез отказывается говорить с ней о прошлом. Чтобы отдалиться от материнской опеки, найти отца и погасить университетский долг, она устраивается интерном в стартап, которым руководит Андреас Вольф, образ которого напоминает симбиоз Джулиана Ассанжа или Эдварда Сноудена.

В оригинальном издании роман называется Purity. В то же время Пьюрити — имя главной героини, которое она ненавидит так, что соглашается на нелепое сокращение Пип. Чистота, прозрачность или безгрешность, на которой и остановились русские переводчики, выступает у Франзена центральной темой. Несмотря на выведенное на обложку имя героини, она выступает лишь связной между персонажами семи частей, из которых состоит роман.

Стремительно развивающаяся на 736 страницах история не даёт читателю передышки или возможности опомниться. Франзен рассказывает тревожные личные истории героев, параллельно рассуждая о тоталитаризме, сущности интернета, электронной демократии и наследии социализма в Восточной Европе.

Джонатан Франзен верен традиции семейных отношений в своей прозе, как это было в двух ранних его романах «Поправки» и «Свобода». В «Безгрешности» он показывает современный взгляд на «отцов и детей» — отношения, где в одном случае мать гиперопекает и изолирует ребёнка от внешнего мира, а в другом родители выступают равнодушными обывателями. Как признаётся автор, он сам пережил травматичный опыт в отношениях с семьёй, а «Безгрешность» и вовсе книга о матерях.

Щегол

Донна Тартт

13-летний Тео Декер заходит с мамой в музей Метрополитен, чтобы переждать дождь и скоротать время до школьной порки, которая ждёт его в кабинете директора. В музее происходит взрыв, в результате которого погибает мать Тео, а сам главный герой чудом остаётся жив. В шоковом состоянии он выносит из музея любимую картину матери — шедевр голландского художника Карела Фабрициуса «Щегол». Эта картина — последнее, о чём они говорили до взрыва.

Взрыв в романе — полноценный герой, который задаёт ритм и заводит следующие 800 страниц сюжета, в котором читатель вместе с героем проезжает снежный предрождественский Нью-Йорк, прохладный Амстердам и летний Лас-Вегас.

Несмотря на хронологический и географический размах романа, структурно текст в нём достаточно насыщенный. Донна Тартт — автор, которая тратит на создание своих романов около 10 лет. Вес этого времени оседает на страницах её прозы: в них не остаётся свободного пространства, Тартт заполняет его целиком. Она погружает читателя с головой в историю и создаёт вокруг него трёхмерный текст, указывая на все важные детали: от цвета обоев в комнате, в которой сидит герой, до книги на полке, к которой он тянется.

На западе Донну Тартт заслуженно именуют наследницей традиций толстого романа Диккенса, где есть всё викторианское: мальчик-сирота, родительская трагедия, история взросления, наследство, загадочная история и обязательный рождественский ужин в конце.

Светила

Элеанор Каттон

История начинается 27 января 1866 года в новозеландском городе Хокитика на золотых приисках в курительной комнате гостиницы «Корона». Двенадцать собравшихся именитых жителей города рассказывают тринадцатому, только что прибывшему из далёкой и цивилизованной Англии, свои истории и события, предшествующие их встрече.

Несколькими днями ранее в городе пропал известный золотопромышленник, в своей хижине умер нищий, а местная жительница едва не погибла, закурив трубку отравленного опиума.

Невзирая на детективный сюжет и исторические декорации, прежде всего роман отличает его структура. Каттон придала особое внимание механике повествования. Она вписала своих персонажей в небесный свод, где каждый из двенадцати рассказчиков является созвездием, а длина глав становится короче в соответствии с убыванием цикла луны.

Элеанор Каттон построила конструкцию, где политические игры, группы золотоискателей, опиумные притоны и лужи крови собираются в один стройный роман о Новой Зеландии XIX века.

В 2013 году «Светила» побила сразу два рекорда Букера. 842-страничная история стала самым длинным романом-победителем за всю историю премии, а сама Каттон — самой молодой лауреаткой в 28 лет.

Дом, в котором…

Мариам Петросян

Дом — школа-интернат для детей-инвалидов. В нём живут дети с очевидными физическими проблемами: слепые, безрукие или безногие, разделённые сиамские близнецы и так далее.

Другие — дети с ментальными расстройствами, или те, кого родители считают таковыми. Есть и «сплавленные» дети, попавшие туда за деньги родителей из-за трудного характера, но не имеющие никакого диагноза. Но в действительности реальной разницы между ними нет, потому что все, кто попадает в Дом, рано или поздно принимают его правила.

О тысячастраничной книге Мариам Петросян сложно говорить как о целостном романе, также сложно разобраться в её специфической вселенной. В ней нет сюжетного каркаса, вокруг которого развиваются события. «Дом, в котором…» — отдельный мир с внутренним устройством времени и места. Недосказанность, неясность, гиперболизированная необычность — основные приёмы, благодаря которым текст Петросян становится живым, неровным и не до конца полноценным, как и сами герои.

Мариам Петросян — армянская художница, которая просит не называть её писательницей и не ждать от неё новых романов —  создавала историю прежде всего для себя. Процесс написания был более терапевтическим, нежели нацеленным быть отправленным в массы. С этим и связывают популярность романа.

Размытость и атмосфера магического реализма дают возможность принести в текст что-то своё, заполнить это пространство своими смыслами, «Дом, в котором…» сам предлагает читателю стать его жителем.