Новая искренность: Как Галымжан Молданазар и Ninety One совершили культурную революцию в музыкальной индустрии Казахстана

В начале 2015 года американская группа рок-виолончелистов Break of Reality посетила с концертами шесть городов Казахстана, в том числе и Алматы. Для алматинского концерта группа пригласила местного музыканта, чей талант и самобытность их так удивила, что они позвали его с собой в Нью-Йорк для совместной работы над музыкой. 

В том же году ветеран казахстанского шоу-бизнеса, продюсер Ерболат Беделхан представил экспериментальный бойз-бэнд проект, основанный на корейской системе воспитания артистов, но метящий в будущем продвигать новую ветку музыки — Q-pop. 

Того алматинского музыканта звали Галымжан Молданазар, позже его имя станет синонимом независимой музыки Казахстана, в то время как название бойз-бэнда — Ninety One, отсылает к году получения суверенитета бывшей советской республикой.

Рассказываем о том, как эти музыкальные явления стали зачинщиками культурной революции в локальном шоу-бизнесе, провели шоковую терапию в обществе и образовывают новое поколение казахстанцев. 

Большинство молодых и творческих казахстанцев предпочитали писать тексты для своих произведений на русском языке вплоть до второй половины прошлого десятилетия. Это было довольно предсказуемо, так как в Казахстане не было серьезной альтернативы той-музыке, щупальцы которой добирались до ушей каждого. 

Если музыканты, исполнявшие на русском языке, хоть как-то находили свое место в чужих плейлистах и признавались хотя бы андеграунд сценами, то исполнители на казахском чаще всего не имели своей аудитории в силу отсутствия поддержки шоу-бизнеса, поэтому мечтать о чем-то большем, чем кулуары свадебных торжеств было тяжело. 

С появлением Галымжана Молданазара, которого, кстати, заметили сначала не в Казахстане, а в России, местный шоу-бизнес сменил свой стратегический курс. Новое поколение музыкантов после Молданазара уже имело площадки для выступлений и прайм-таймы на отечественных телеканалах. В этом, конечно же, большую роль сыграл именно Молданазар, открывший глаза продюсерам на огромный потенциал молодых казахоязычных исполнителей. Именно после его феномена в Казахстане обратили внимание на огромное месторождение талантов во всех видах творчества, долго ждавших своего звездного часа. 

Успех Галымжана Молданазара в 2013 году стал триггером для спящего слушателя и шоу-бизнеса. Неизвестно, заметили бы Айсултана Сеитова или Ninety One, если бы Молданазар не открыл людям глаза на отечественный продукт. 

Миры той-музыки и «новой волны» развиваются параллельно, и единственная точка соприкосновения — это общий язык повествования. Казахский язык.

Возьмем к примеру, клип на песню звезды казахской эстрады Торегали Тореали «Уәде қайда», снятый в конце прошлого года и вышедший на канале-популяризаторе праздничной музыки «Той думан». 

Главный герой — уверенный в себе солидный мужчина, улыбающийся на протяжении всего клипа, изменяет своей жене — идеальной невесте (по меркам консерваторов). Любовница главного героя тоже соответствует всем стандартам красоты (по меркам консерваторов).

Выбор локаций типичен для индустрии: большие просторные квартиры, коттеджи и шикарные рестораны. Мебель светится в лучах солнца, а на кухонном столе чистые фрукты, цветы и свежая еда. Но отражает ли это настоящую, ненаигранную жизнь обычных людей? Скорее нет, чем да. Продюсеры в той-бизнесе просто привыкли записывать и показывать то, о чем мечтает их аудитория — жители сёл и провинциальных городов. 

Индустрия давно живет в пьяном бреду о вечном счастье и успехе, а слушатели с пеленой на глазах продолжают верить артистам, которые пользуются их патриотическими настроениями и ограниченными знаниями об иных направлениях музыки. 

Теперь, как пример независимой музыки Казахстана, возьмем клип на композицию Молданазара «Жауап бар ма?», который снял Медет Шаяхметов в 2015 году. 

Мир этой музыки — холодные пустоты, дождь, льющий как из ведра, и герой, не стесняющийся впитывать капли этого дождя. Этот мир зыбок и пропитан своими тайнами. Галымжан одет в обычную, промокшую насквозь одежду, и не одного живого существа вокруг. Герой тщетно ищет точки соприкосновения со своей потерянной любовью, пробуя себя в разных ситуациях, но ощущения, испытанные ранее, всё равно далеки. Миром этой музыки правит еле уловимая ностальгия, превращающая обыденные ситуации в предметы душераздирающей грусти. 

«У этой музыки свой шарм. Меня очень подкупает искренность наших артистов. Инди-артист, где бы он ни был — это курьер наших переживаний. Мне нравится мысленно быть вместе с ним».

Арина Петрова, астанинский тинейджер и слушатель отечественного инди. 

В одном из интервью Галымжан лаконично назвал причину, из-за которой он не выступает на тоях: «Я не пою на тоях, потому что не хочу портить людям праздник». Разве это похоже на неправду? 

Так и с Ninety One: их композиции находят отклик в душе своего слушателя. Они научились, а скорее — почувствовали, что в современном обществе с кучей патриотических речей, призывами к духовному развитию и силе, не хватает одной важной детали, без которой все превращается в фарс. Не хватает искренности. Именно ее присутствие делает современную казахскую музыку интересной для масс. 

Творчеству Ninety One присущи нотки  протестного отношения к современному мирозданию. Несмотря на то что группа продюсерская, в ней живет дух контркультуры, отрицающей культуру потребления, тоталитаризм, насилие и неравенство в обществе. В их клипах бьются экраны с записями экологических трагедий, а музыканты призывают людей к действиям, которые помогут решить насущные проблемы общественного строя. 

«Дифирамбы той-бизнеса фальшивы, пафосны и неаутентичны», — считает Мерей Отан, магистр евразийских исследований. «В это же время “новая волна” поет о том, что в голове слушателя. Думаю, поэтому аудитория откликнулась на их музыку»

Техническая часть творчества «новой волны» вдохнула в музыкальный мир страны особенной свежести. Их музыка — симбиоз современных западных и восточных стилей: синти-попа, кей-попа, хип-хопа и инди. Из-за стремления выразить космополитный взгляд на жизнь через призму родного языка, несовместимые на первый взгляд частицы создали свой особенный музыкальный почерк. 

Звучание, которого добились представители «новой школы», свежо и просторно, а вайб, окутавший их песни, больше нигде не встретить. Артисты пользуются богатством мировой музыки, интегрируя разнообразные жанры в свое творчество. На новом альбоме Молданазара есть даже латинские мотивы вперемежку с американским соулом. 

Неудивительно, что современная казахстанская поп-культура имеет спрос среди населения не только Казахстана, но и мира. Ninety One выигрывает на корейских телешоу, а Молданазар со своим бэндом гастролирует по США, объединяя казахскую диаспору и знакомя коренное население с новой музыкой бескрайних степей. 

Однако, так хорошо было не всегда. В 2016 году концерты группы Ninety One в региональных городах Казахстана отменялись по причине «развращения молодежи Казахстана», а традиционалисты называли группу «американской пропагандой», которая продвигает в Казахстане «план Даллеса» по уничтожению нации. Причем отменялись не акиматами, а народом. На эти события повлияли три фактора:

•   Новая музыка и культура для рынка. Это довольно естественный процесс, когда люди, в основном старшего поколения, отрицают новые явления в мире и хотят остаться в стабильном прошлом. Так в свое время было даже с The Beatles, которых поначалу невзлюбили в Великобритании, потому что видели в ливерпульской четверке «угрозу подрыва общественного строя». Люди временами даже выходили на протесты против битлов, но как мы видим сейчас, группа осталась в истории как культовая и по-настоящему новаторская, несмотря на проблемы в начале своего пути.

•   Прессинг со стороны воротил той-индустрии, которые видели в Ninety One серьезную угрозу для своего бизнеса. В одном из интервью Тимур Балымбетов, продюсер канала Gakku, поддерживающего «новую школу» в шоу-бизнесе, говорил, что даже уважаемые артисты старшего поколениями собирали консилиумы, чтобы решать, какие ультиматумы будут выдвигать тем, кто поддерживает и продвигает альтернативную музыку на рынке. Некоторые артисты той-бизнеса до сих пор не упускают возможности уличить Молданазара в отсутствии в его песнях музыки, а Ninety One — в прозападных идеях. 

•   Локации протестов. Жители региональных городов составляют основную часть слушателей традиционной музыки. Начитавшись постов своих кумиров о вреде Ninety One и почистив свои настенные ковры, они с криками вышли винить музыкальную группу в извращениях против казахов, по пути захватив своих детей, «яро отстаивающих традиции казахской земли». А если по правде, просто боясь «остаться за бортом» новых тенденций. Разве могут быть в стране с претензией на прогрессивность лидеры мнений, отказывающиеся принимать вызов от нового поколения?   

Но теперь это все осталось в прошлом. Ninety One успешно собирает аншлаги во всех городах, в которые приезжает, во многом благодаря сплочению слушателей под филиалами фан-групп EagleZ. Участники групп состоят в молодежном крыле партии Nur Otan, по мотивам их песен пишутся фанфики, а фильмы про них добиваются успеха в прокате. 

В поиска ответов я обратился к социологу Серику Бейсембаеву.

— Как вы считаете, была ли отмена концертов и митинги против группы Ninety One результатом консерватизма и традиционализма в региональных городах Казахстана?

Открытые выступления против Ninety One произошли сразу в нескольких городах страны. И, думаю, дело не совсем в регионе. Насколько я помню, их концерты отменяли не только в считающихся консервативными южных и западных регионах, но и на севере страны. Против них выступили молодые люди, воспитанные в русле традиционализма. Но это не специфика отдельных регионов, а в целом характерная для страны особенность.

— Я заметил, что на такого рода митинги выходила региональная молодежь, подверженная влиянию своих консервативных родителей. Можно ли считать, что их митинги — это результат комплексов от того, что люди нашли способ самовыражения, идут в ногу со временем, а они, наоборот, живут понятиями прошлого?

Если рассматривать широко, то причины неприятия и отторжения Ninety One связаны с ценностной матрицей нашего общества. Мы, как показывают международные исследования, например, World Values Survey, относимся к странам с высоким уровнем патриархальности и со слабовыраженными рациональными ценностями. Это значит, что у нас приоритет общественного над индивидуальным, мы привержены идеалам больших групп, как нация, этнос. При этом слабо терпимы к культурной инаковости.

Отсюда идет высокий уровень гомофобии, который ярко проявился в случае митингов против Ninety One. Если помните, главной претензией к ребятам был их внешний вид, который казался «чересчур женственным», не соответствующим «казахским парням». И участники митингов апеллировали к тому, что эта группа будет «портить» подрастающее поколение — «парни начнут краситься, одеваться как девушки» и тому подобное.

— Появление в 2013 году Молданазара и годом позже Ninety One пошатнула общественное понятие о «примерном артисте». Как вы думаете, какую роль эти группы играют в современном Казахстане?

И Молданазар, и Ninety One стоят в самом начале своеобразной культурной революции в Казахстане. Они привнесли новое звучание и новый стиль в нашу музыкальную эстраду. Как и любое новое явление, в самом начале их встретили в штыки. Но сейчас уже вряд ли кто-то может назвать этих исполнителей чуждыми или враждебными для нас. Прошло время, и они уже воспринимаются частью нашей общей музыкальной культуры. Достаточно сказать, что появилась целая плеяда групп, копирующих стиль Ninety One. То есть они заложили основу для отдельного направления в музыкальной индустрии.

— Ninety One себя ассоциирует с молодежью независимого Казахстана, насколько это применимо к ним?

Я думаю, эта группа может вполне называть себя символом молодого поколения. Они являются носителями тех ценностей, которые впитала в себя казахская молодежь в годы Независимости. Через свою музыку они тиражируют новый тип мышления и образ жизни. Например, одна из последних песен группы, в которой поется о том, что все жители Земли — это один народ, «7 миллиард — бір бүтін ел» — это философия нового времени, которая говорит нам, что культурные границы — это условность, а мы — единое целое. Для предыдущего поколения такой месседж совершенно непонятен, он звучит чересчур космополитично. Но для нового поколения это уже реальность.

— Как вы считаете, можно ли считать музыкальную индустрию зеркалом настроения всей страны?

Музыкальная индустрия, безусловно, отражает общий вектор развития страны. Казахстанское общество все эти годы продолжает меняться. Основной тренд — это рост разнообразия по идеологическим, ценностным ориентирам и образу жизни. Мы бесповоротно интегрируемся в глобальное культурное пространство. И появление новых музыкальных направлений, появляющихся на стыке разных культур, тому свидетельство.

В сегодняшнем Казахстане всё быстро меняется, что вчера было в тренде, сегодня уже неактуально. Молодежь заполняет своими лицами билборды, а «старичкам» не остается ничего, кроме как смириться и сдать свои патроны. Молодые будут решать, как будет выглядеть страна завтра — пока что в ушах у нее Молданазар и казахский язык на раскладке клавиатуры. К чему это приведет? Покажет время.