«Чтобы проверить, склонен ли партнер к насилию, попробуйте его спровоцировать»: что мне посоветовали во время звонка на телефон доверия 150

Телефонная линия доверия 150 — это единственный казахстанский сервис по оказанию психологической помощи детям и молодежи, куда абоненты могут дозвониться с телефона любого мобильного оператора и из любой точки страны абсолютно бесплатно. Линия работает круглосуточно при поддержке Союза кризисных центров Казахстана начиная с 2007 года. 

На главной странице официального сайта телефонной линии доверия 150 красочный визуал гласит о том, что звонок к ним может помочь свободно обсудить все, что беспокоит, предотвратить кризисную ситуацию бытового насилия, получить экстренную психологическую помощь и рекомендации опытных психологов и выговориться. 

В тот день, сидя в пустой квартире, я листала список контактов в телефоне и понимала, что ни с кем из родных, близких и даже с личным психотерапевтом говорить не хочу — наверное, у каждого бывают моменты, когда хочется выговориться о наболевшем, и есть кому, но это все не то. В голове всплыло воспоминание, как еще в школьные годы к нам в класс часто заходила школьная психологиня и раздавала буклеты с номерами линий поддержек, которые обещали помочь справиться с трудностями и различными проблемами. 

Номер 150 отобразился в первой строчке в ответ на поисковый запрос: «бесплатный телефон доверия Казахстан». Их instagram-аккаунт внушает доверие — посты рассказывают о поддержке семей, находящихся в тяжелой жизненной ситуации, гарантируют анонимность и конфиденциальность и убеждают в толерантном отношении своих сотрудников. Один из свежих постов гласит: «Какого бы мнения, взглядов и убеждений Вы не придерживались, мы его не критикуем и не осуждаем. В любой ситуации мы постараемся понять и поддержать Вас».

Я подумала, что попробовать стоит. Этот звонок был настоящей просьбой о помощи без перспективы превратиться в будущем в редакционный материал. Но советы от человека на другом конце провода изменили мое мнение. 

— Алло, телефон доверия, чем могу вам помочь?
— Здравствуйте.
— Что у вас случилось?
— Мне тяжело с самой собой, и я не хочу больше жить. 

С этих слов начался мой звонок на линию доверия. Трубку подняли после первых двух гудков — не пришлось ждать, когда освободится оператор, как это обычно бывает, когда обращаешься за помощью в call-center. Если судить по голосу, то мне ответил мужчина-казах, лет сорока с небольшим. В самом конце нашего разговора он представился именем Грей. 

Его голос звучал слегка резко и неприветливо, но я списала это на повышенное количество звонков, ежесекундно поступающих на линию, — чтобы помогать такому огромному количеству людей, которые чаще всего сами не понимают, чего хотят и почему им плохо, нужны железные нервы. Первым делом Грей спросил мой возраст, с кем я живу, поддерживаю ли отношения с родственниками и друзьями.

Из-за сумбурного эмоционального состояния первые 10 минут разговора я тяжело шла на контакт, по большей части просто всхлипывая в трубку, поэтому Грею приходилось силой вытягивать из меня отрывки информации. Я сразу заметила, что он пытался меня разговорить и отвлечь от темы, связанной с нежеланием жить, — всячески избегал упоминания суицидов, задавал много вопросов о моем образовании, сфере деятельности, расспрашивал об отношениях с семьей и, казалось, был искренне заинтересован в моей жизни.

Это действительно напомнило сеанс психотерапии и от мысли о том, что на другом конце провода находится человек, с которым мы не знакомы лично и взаимно ничего не знаем друг о друге, мне значительно полегчало. 

— Вы обращались к психотерапевту, чтобы разобраться со своим состоянием? 
— Да, я проходила целую сессию со специалистом. Просто сейчас не лучшее время, ее услуги стоят недешево, и к тому же я хочу поговорить с кем-то, кого не знаю. Кажется, будто так проще быть честной. 
— Ну, если вам целая сессия не помогла, то что это за терапевт такой? Мой вам совет — поищите другого специалиста, который будет давать вам конкретные задания и сразу за месяц поможет вам во всем разобраться, а не такие шарлатаны, которым вы платите бешеные деньги, а они по нескольку месяцев мурыжат вас своими «сеансами».
— Тогда, может, я смогу разобраться с проблемой в разговоре с вами?
— Не думаю. Я тут не для этого же. 

В моей голове мелькнула мысль о том, что даже при самом огромном желании ни один психотерапевт не разберется во всем за месяц, но я не стала об этом упоминать, решив дать нашему с Греем разговору еще один шанс улучшить мое состояние. Спустя еще какое-то время я стала замечать в разговоре с ним комментарии, которые даже мне — человеку без профессионального образования психолога — показались неуместными и грубыми.

Например, звучали такие фразы, как «Ваша мать и вправду неразборчива в мужчинах — как думаете, эта проблема передалась вам от нее?», «Вам что, 16 лет — думать, будто мир вертится вокруг вас?» или «Значит, у вас есть образование, работа, друзья и партнер, а вы звоните сюда? Удивительно». 

— Я так понимаю, в вашем детстве родители были слишком заняты собственными разборками, чтобы уделять должное внимание вам, поэтому вы такая тревожная и не видите смысла в жизни, — заключает Грей спустя 15-20 минут нашего разговора. — А вы когда-нибудь испытывали физическое насилие? 
— Теперь я понимаю, что в детстве часто подвергалась эмоциональному насилию… 
— Я вам сейчас говорю о физическом насилии. 
— Мой отец — довольно агрессивный человек…
— Значит, вы боитесь насилия со стороны партнера? 
— Я этого не говорила. 
— Но боитесь? 
— Думаю, что нет. 
— Я не имею в виду нынешнего партнера, а в целом говорю. Боитесь, что вас будут бить в отношениях?
— В целом, да. А кто этого не боится, учитывая новостную повестку о бытовом насилии в Казахстане? 
— Значит, так. Есть отличный метод, который поможет вам лучше разобраться в этой теме. Сегодня вечером, как только ваш партнер приходит домой, попробуйте его спровоцировать. Скажите, например, что вы его не любите, и у вас есть кто-то другой… О, скажите, что вы ему изменили. Признайтесь так, чтобы было похоже на правду. И наблюдайте за его реакцией. 
— Вы предлагаете мне соврать об измене своему партнеру? 
— Поймите, что это для вашего же блага. 
— А в чем суть? 
— Если он сорвется и начнет применять к вам физическую силу, то так вы будете знать, что он склонен к насилию. А если нет, то хорошо. Просто понимаете, пока вы не проверите наверняка, никаких гарантий не будет. Все они хорошие пока вы не выйдете за них замуж. А вам-то уже наверняка пора, возраст самый подходящий для замужества! 
— Вы не думаете, что ложь — не самый лучший способ проверить отношения на прочность? 
— Да господи, если вы потом сделаете милое личико и извинитесь, объяснив, что соврали просто для того, чтобы избавиться от сомнений, я уверен, что он вас простит, если любит, конечно. Но ладно, я вижу, что вы не хотите использовать этот вариант. Давайте сменим тему. 

Мы еще не успели обсудить план моих действий на случай, если партнер окажется «насильником» и я подвергну себя реальной опасности, как Грей, разговор с которым начинался вполне неплохо, решил сменить тему и взять курс на обесценивание моего состояния. А еще — почему мой возраст внезапно оказался «самым подходящим для замужества»?

— Что значит «вы не хотите жить»?
— Это значит, что сейчас я потеряла смысл в том, чтобы работать, развиваться и наслаждаться жизнью. 
— А вы знаете, что тот, кто действительно не хочет жить, никогда об этом не говорит, а просто совершает суицид? 

После этого предложения меня действительно охватило желание положить трубку и пойти совершить суицид из порывистого стремления доказать, что я, как меня пытаются убедить, не вру, заявляя, что не хочу жить.

Вовремя подавив этот деструктивный порыв моего детского «я», продолжаю диалог. 

— Вам когда-нибудь ставили клинический диагноз? 
— Нет. 
— То есть вы отходили целую сессию к психотерапевту и вам не поставили клинический диагноз? 
— Я посещала психотерапевта, чтобы учиться разговаривать и налаживать свое состояние. Я не думала, что мне обязательно должны поставить какой-то диагноз. 
— Об этом же стоит спрашивать. Кто знает, может, вы больная, а сами не знаете об этом. У вас есть родственники с нарушениями психики?
— Когда-то давно моему дедушке ставили шизофрению.
— Ну вы тем более склонны к таким болезням. Надо же проверяться. 

В разбитом и удивленном эмоциональном состоянии я даже не оскорбилась на формулировку «больная», хотя теперь думаю, что стоило бы. На тридцатой минуте нашего с Греем диалога я заметила, что тревожность и слезы отступили, на смену им пришло негодование, смешанное с любопытством: что еще мне посоветует профессиональный толерантный специалист, призванный оказывать первую психологическую помощь? Потом мелькнула мысль: а может, это специальная тактика — дать самые неработающие и странные советы, чтобы на фоне этого мысли о суициде забылись? 

После получаса с момента начала нашего разговора Грей стал перебивать меня еще чаще, чем до этого — на этот раз, чтобы поставить наш звонок на удержание и отлучиться. Я представляла, как на другом конце провода он закатывает глаза или устало потирает виски, а потом просит меня подождать, включает надоедливую музыку и просто отдыхает от нашего разговора, закуривая сигарету. Но, вернувшись на линию в третий или четвертый раз, Грей заявил: 

— Оказывается, мы с вами уже так давно говорим, что до меня другие люди не могут дозвониться. Вдруг вы у кого-то отнимаете шанс получить помощь. 
— Да, кажется, я и впрямь слишком вас задержала. 
— Ну, давайте. Помните обо всем, что мы говорили. До свидания.
— До свидания. 

Еще некоторое время я слушала гудки в трубке и переваривала этот разговор. Объективной психологической помощью его явно нельзя было назвать, ведь после диалога с Греем тараканов в голове не уменьшилось, а даже прибавилось, желания жить, расти и развиваться исчезло, так еще и осталось неприятное послевкусие от полного обесценивания моего состояния, бестактных комментариев и абсурдных советов.

Телефону доверия 150 можно было бы сделать скидку, если бы помощь мне оказывал человек без специального образования, но я в течение 45 минут разговаривала с «компетентным» специалистом единственного сервиса страны по оказанию психологической поддержки.