Зачем городам мастер-планы: интервью со Светланой Бугаевой
В новом материале мы побеседовали с Светланой Бугаевой, архитектором и директором филиала компании «База 14» в Казахстане, а...
Дарыну 19 лет. Последний раз он разговаривал с мамой в октябре 2020 года. Тогда она ответила: «Ты нам не нужен. Мы тебя ненавидим, потому что ты не любишь Аллаха». После этого бросила трубку.
Почти два года Дарын работает бариста, и почти два года живет самостоятельно, без родителей. Еще в сентябре 2019 года он впервые сбежал из дома после очередного конфликта с отцом, который обернулся дракой. На следующее утро он тихо ускользнул из дома во двор, заглянул в карман, где нашел 80 тенге, и решил навсегда изменить свою жизнь.
Я вырос в полной семье: бабушка с дедушкой, родители, три сестренки. Как и другие светские семьи, раньше мы праздновали Новый год, дни рождения и памятные мероприятия. Правда, это продолжалось до 2007 года. В этот год мой отец попал в аварию, в которой погиб его близкий друг. После аварии он начал держать оразу и читать намаз, постепенно вовлекаясь в ислам.
Со временем он стал практиковать религию в агрессивной форме: навязывать ее другим, ругать меня за непослушание и даже бить, если я отказывался читать намаз, хотя мне было всего шесть лет.
Мама, как и отец, тоже стала фанатично относиться к религии: если раньше она была покрытой, но могла носить цветные вещи, то с 2010 года надела черный хиджаб, а затем — паранджу, которая прикрывает даже глаза.
Наверное, в какой-то момент она стала придерживаться некоторых принципов усиленнее, чем отец. Например, если папа любил музыку, то мама всегда запрещала нам слушать песни, просила отключать звук даже во время просмотра фильма и говорила, что ненавидит музыку.
Внешний облик отца тоже изменился: он стал носить укороченные брюки и отращивать длинную бороду. Он не принадлежал к ханафитскому мазхабу, что провоцировало конфликты в семье — мой дедушка тоже был практикующим мусульманином, но папа запрещал проводить с ним время, объясняя это тем, что тот неверно читает намаз и придерживается ислама. Окружение отца полностью поменялось, он стал общаться только с последователями ваххабизма и читать запрещенную в Казахстане религиозную литературу.
Несмотря на ограничения со стороны родителей, я не всегда был под их контролем, поэтому часто пропускал намаз и в тайне общался с детьми из светских семей. Возможно, на меня повлияло то, что я помнил жизнь родителей до ислама — как мы праздновали дни рождения, слушали музыку, веселились вместе. Мои сестренки же с рождения были лишены такого, они никогда не справляли дни рождения и не посещали праздники, кроме Ураза-байрама и Курбан-байрама.
Однажды я очень хотел на парад в честь 7 мая. Тогда бабушка со стороны мамы уговорила меня пойти, пообещав, что ничего не расскажет родителям. Когда я вернулся с парада, папа обо всем узнал и начал меня избивать. Бабушка вступилась и сказала ему: «Бей меня, а не его, потому что я разрешила Дарыну пойти». В целом отношения с бабушками — как с маминой стороны, так и с папиной — были намного теплее, чем с родителями.
Отец часто бил меня шампурами и кнутом. Во время побоев спрашивал, бьет ли он меня просто так, на что я отвечал отрицательно, а затем он добавлял: «Вот видишь, ты сам признаешь, что заслужил это».
Я понял, что мне нравятся парни примерно с 10 лет, но тогда ничего не знал о гомосексуальности. Просто внутренне чувствовал, что привлекают люди моего пола. Помню, что в какой-то момент мне очень нравился одноклассник, но я не мог разобраться в своих чувствах. Примерно с 12 лет пытался встречаться с девушками, хотя знал, что в исламе добрачные отношения запрещены. Было важно доказать себе, что я не гей, но ничего не получалось, потому что воспринимал девушек только как подруг.
Я молился Аллаху о том, чтобы мне перестали нравиться парни.
В подростковом возрасте у меня было три попытки суицида из-за собственного неприятия. Я был уверен, что со мной что-то не так. Помню, как стоял на краю крыши и хотел спрыгнуть, но так и не решился — было страшно. Многие считают, что на самоубийство идут только слабые люди, но для такого поступка нужна сила, потому что страх смерти парализует — ты часами смотришь вниз с высотки, а потом просто уходишь домой.
Родители ничего не знали об этих попытках, но когда отец бил меня кнутом, я мог манипулятивно пригрозить самоубийством, на что он отвечал: «Ты думаешь, что мы будем долго скорбеть по тебе? Максимум месяц, а потом все забудется».
Уже после 14 лет у меня получилось принять свою гомосексуальность, поэтому попытки суицида прекратились. Я начал изучать информацию в интернете и понял, что гомосексуальность и бисексуальность — нормальное явление в природе. После этого совершил каминг-аут перед друзьями, которые приняли меня и даже порадовались тому, что я открылся им. Они поддерживали и даже подшучивали, спрашивая, кто из компании нравится мне больше всех.
Два года назад у нас с отцом участились конфликты. Если раньше я терпел побои, то потом стал драться в ответ, из-за чего его агрессия только росла. Последней каплей стало то, что они узнали о моей ориентации. Во всех социальных сетях у меня было два аккаунта: настоящий и «Дарын-мусульманин». Однажды я забыл выйти из своей учетной записи, где просматривал видео о теме ЛГБТИК, и во время очередной проверки отец обнаружил его.
Он сказал, что давно подозревал это, а затем начал избивать меня камчой. Мама не реагировала, даже поддержала его в этом решении. На следующий день отец разбудил меня пинком и заставил делать всю грязную работу по дому. Они с мамой перестали общаться со мной, даже не садились за один стол.
После этого случая я сделал вид, будто бы пытаюсь исправиться, но родители продолжали следить за мной. Перед побегом из дома у нас снова произошел конфликт из-за цвета моих носков: когда отец зашел домой, то увидел, что они зеленые. Он сказал, что настоящие парни должны носить только белые и черные носки, а затем спросил «ты снова за свое?», имея в виду то, что я выгляжу как гей.
Мы очень сильно поругались и подрались, после чего он пообещал отправить меня к экзорцисту для изгнания джиннов, а затем — в аул на перевоспитание.
После конфликта отец отобрал у меня телефон, деньги и запер дома. Я привык к такому поведению, но уже настолько устал, что решил сбежать, собрав те документы и вещи, которые удалось быстро найти.
Ранним утром 18 сентября я вышел из дома. У меня было всего 80 тенге в кармане — ровно одна поездка на автобусе, с помощью которой удалось добраться до подруги.
Первое время с адаптацией мне помогал бойфренд: одолжил денег, купил телефон, помог быстро найти работу. К слову, это были мои первые отношения. Мы встречались около года, а потом разошлись, но я до сих пор ему очень благодарен. Наверное, именно он помог мне внутренне решиться на побег, что в итоге изменило всю жизнь.
Первые две недели после побега было очень страшно: мне было всего 17 лет, и я не знал, смогу ли добиться чего-то и заработать на жизнь. К счастью, работу нашел очень быстро и стал снимать квартиру вместе с друзьями.
Спустя два месяца позвонил отец и сказал: «Дарын, переоформи машину, она записана на тебя». Он даже не спросил, есть ли у меня жилье, еда или теплая одежда. Единственное, что его волновало — машина.
После этого мы не связывались с ним до лета 2020 года. За два дня до моего дня рождения отец вновь позвонил и попросил убрать из документов фамилию и отчество. Я согласился сделать это, если он покроет расходы на смену документов, но в ответ он просто проклял меня, сказав, что мне суждено мучиться всю жизнь. Несмотря на то что у нас никогда не было близких отношений с родителями, было очень тяжело осознавать, что им совсем не нужен сын.
В итоге я решился позвонить маме. Был октябрь, я позвонил и сказал, что мать не может вести себя так равнодушно по отношению к собственному ребенку. Мне было больно, что они обвиняли во всем меня, а сами даже не пытались выстроить нормальные взаимоотношения между нами, хотя они должны были нести эту ответственность.
Я тогда спросил у мамы «Как ты думаешь, почему ребенок делает благое для родителей?», а затем сам сразу ответил: «Потому что он благодарен им за воспитание и ту заботу, которую они проявляют. Если же ребенок сам бросает родителей и уходит в неизвестность, то это их вина». Мама выслушала, а затем ответила: «Дарын, ты нам не нужен. Мы тебя ненавидим, потому что ты не любишь Аллаха». Затем бросила трубку.
Я старался не обращать на это внимания, но мне все равно было больно. На протяжении трех месяцев ее слова постоянно крутились в моей голове. Казалось, что мозг вообще не расслабляется, даже во время сна. После этого я начал пить, потому что только после бутылки вина мог засыпать спокойно. Друзья беспокоились и спрашивали, почему я стал так много пить, и старались поддерживать как только могли.
Общение с другими членами семьи тоже оказалось невозможным. Родители сделали все, чтобы мы не общались между собой — когда позвонил бабушке, она рассказала, что им с дедушкой передали, что я одеваюсь как женщина, крашусь и сплю со всеми в городе. Это, конечно, полный бред.
Бабушка и дедушка со стороны отца тоже знают о моей гомосексуальности, но говорят, что я напридумывал ориентацию в голове. Они очень боятся за восприятие окружающих, что раздражает еще больше, потому что если у меня была бы возможность не быть геем, я бы не был, тем более, в религиозной семье. С одной стороны, их неприятие очень расстраивает, с другой, понимаю, что у них очень мало информации о гомосексуальности, поэтому они и не могут пока изменить свое отношение.
С младшими сестренками я тоже не общаюсь, у них нет соцсетей, и две из них обучаются онлайн из-за того, что в школе запрещено носить хиджаб.
Сегодня я не скрываю свою гомосексуальность, и это сделало меня свободнее и счастливее. Бывает, что просто лежу дома и думаю о том, что побег был единственно правильным решением, поэтому я набил тату с датой 18 сентября, чтобы помнить об этом событии. Конечно, я не всем рассказываю о себе, но в целом не скрываю ничего. Во время разговора в новой компании могу спокойно упомянуть о бывшем парне и так далее.
Обычно после того, как друзья или знакомые узнают об истории, они удивляются моему оптимизму и открытости. Не знаю, кажется, я всегда был таким: улыбчивым и смешливым. Возможно, это какая-то защитная реакция.
Я думаю, что гомофобия происходит от невежества людей. Например, многие считают, что раз ты гей, то будешь приставать к ним или пытаться навязать их детям гомосексуальность. Это полный абсурд: мы такие же нормальные люди, как и вы, просто хотим свободно жить и не прятаться. Стереотипы еще связаны с проблемой репрезентации, ведь многие представители ЛГБТИК-коммьюнити боятся гомофобии со стороны общества, поэтому скрывают свои истории.
Я же считаю немного иначе: если вас смущает моя гомосексуальность, то просто не общайтесь, я не должен скрывать что-то ради вас.
Несмотря на то, что многие считают Казахстан гомофобной страной, мне кажется, что постепенно все меняется. Появляются сериалы и книги с ЛГБТ-персонажами в главных ролях, журналисты часто освещают эти вопросы, да и многие перестают скрывать свою ориентацию, благодаря чему люди становятся толерантнее. Возможно, через несколько десятилетий дети смогут открыто и спокойно говорить, что у них два отца или две матери.
В будущем я и сам хотел бы стать родителем. Хочу воспитать ребенка в любви и заботе, чтобы он с самого детства рос с пониманием того, что ничего мне не должен, ведь это я решил стать отцом. Возможно, мои родители тоже поймут это, если осознают, что ребенок должен находиться рядом с тобой, вне зависимости от того, принимает ли его твоя религия или нет.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)