В июне 2018 года Всемирная Организация Здравоохранения (ВОЗ) представила структуру МКБ-11, исключив из перечня психических расстройств «транссексуализм». Мировое сообщество совершило большой скачок в пользу гуманизации, но протокол вступит в силу только с 1 января 2022 года. Утвердят ли его в Казахстане — неизвестно.
До этого времени трансгендерные люди Казахстана вынуждены по-прежнему проходить психиатрическое освидетельствование — процедуру признания психического здоровья, необходимую для коррекции пола и медикаментозной терапии.
Мы поговорили с Султаной Кáли, транс-активисткой, о правовых трудностях трансгендерных людей, страхах и трансфобии.
Будучи ребенком, я подбегала к маме и говорила, что вырасту точной такой же как и она, все хихикали и не воспринимали это всерьез, да и я не задумывалась о гендерном восприятии. Уже ближе к подростковому возрасту стала ощущать, что я сильная, но не брутальная, как другие мальчики. Мне не хотелось быть излишне маскулинной.
Все ждут, что трансгендерные люди дадут четкий ответ, когда они впервые почувствовали себя иначе, но ответа нет. Ты можешь это почувствовать в какой-то острый момент или всегда понимать, что проживаешь не свою жизнь — все очень индивидуально.
Когда я начала играть в компьютерные игры, то поймала себя на мысли, что создавая женских персонажей, мечтаю быть похожей на них. Позже писала о себе в женском роде, за что меня вечно пытались пристыдить, но мне было безразлично. Таким образом я чувствовала в себе невероятную силу.
Трансгендерные люди не должны оправдываться, объясняться, приводить научные доводы, чтобы доказать свою принадлежность к тому или иному полу, ведь важно то, что мы чувствуем внутри себя.
Ведь цисгендерам (люди, чья гендерная идентичность совпадает с биологическим полом — прим. ред.) никогда не приходилось объяснять, что они мужчины или женщины, тогда почему мы должны это делать?
Я выросла в гетто-районе Павлодара, где ты все время должна отвечать «по понятиям» — в одежде, походке, манере речи, общении с другими.
Когда мы с друзьями встречались с новыми людьми, то незнакомые мальчики, указывая на меня, говорили: «О, вы девочку привели». А я чувствовала себя дискомфортно: вроде и нравилось, что во мне находят феминные черты, но и не хотелось терять чувство авторитета. Это ощущение подобно тому, когда пытаешься залезть в детскую футболку, а она все никак не налезает на тебя, и в конечном счете ты ее рвешь.
У меня были мысли о том, почему такие изменения происходят именно со мной, а не с другими. Было очень тяжело справляться с этим самой, бесконечно прокручивая в голове множество мыслей. Я помню, как в подростковом возрасте поделилась этим с другом, внутри опасаясь его осуждения, но он внимательно выслушал меня и поддержал. В тот день я будто скинула тяжкий груз, который приходилось носить годами. Это было очень исцеляющее чувство, которое я бережно храню до сих пор.
Ты переходишь из одного состояния в другое, но все равно находишься в бинарной системе, в которой царят запреты. Тебе говорят, что нужно носить каблуки, макияж, готовить, убирать и быть со всеми ласковой, милой и нежной, потому что так якобы поступают все женщины.
Счастье быть принятой в феминный институт сменилось с возрастом на навязчивые мысли: «А не громко ли я говорю? А красиво ли смеюсь? А вдруг я недостаточно женственна? А замечают ли прохожие маскулинные черты во мне?». Позже к этому добавляются советы «сделай себе операцию», «увеличь грудь» — все эти токсичные установки уничтожают и искажают внутреннюю гармонию. Раньше у меня был «патриархат головного мозга», но сейчас я рада, что мое нынешнее окружение помогло с осознанием этих вещей.
Быть женщиной — это не про скромность, слабость и миловидность. Это внутреннее ощущение, сила, которая есть в каждой из нас.
Мы все — выходцы из одной системы, в которой стереотипы играют с нашими жизнями. Многие века в науке существовал миф о том, что мужской мозг соображает лучше, чем женский — дискриминация до сих пор закреплена институционально. Нам создают психологические барьеры: твердят о слабом поле и это воспринимается как аксиома. Люди разные по физическим параметрам, и среднестатистическая женщина может быть сильнее среднестатистического мужчины.
Когда ты понимаешь, что каждый человек, вне зависимости от пола и гендера, индивидуален и уникален, приходит осознание того, что пол — не самое интересное в персоне. И это действительно здорово.
Многие представляют трансгендеров как дрэг-квин, которые ходят в перьях, боа, парике и пышном платье. Травести, кроссдрессинг — это предпочтение в образах, а трансгендерность — внутренние ощущения себя.
Есть люди, которые считают, что это их работа — защищать понятия «мужчина» и «женщина», будто те находятся под какой-то угрозой. Они с пеной у рта будут доказывать свою правоту, убеждая нас в том, что есть только два пола, а остальное — враки и выдумки. Я иронично называю их гендерной полицией.
Быть женщиной в этом обществе небезопасно, поэтому я до сих пор испытываю чувство страха в местах, где есть скопление мужчин. Еще со школьных времен у меня выработалась осторожная походка, с которой можно быстро оттолкнуть человека или защититься от нападения. Когда я иду на свидание, то пишу подруге всю информацию о человеке, с кем назначена встреча и высылаю геолокацию ради безопасности.
Почти каждый трансгендерный человек подвергается жесткой дискриминации во всех сферах жизни. Это может быть физическое или вербальное насилие — «прилетает» камень, кулак, слюна и оскорбление по той причине, что есть правильные и неправильные люди. На самом деле нет правильных и неправильных, есть много разных людей, права и свободы которых мы должны уважать.
И когда уже мы все поймем, что кого любить и кем быть — это наше дело и никого не касается?
Представьте, что в дом залетела яркая бабочка, а вы ее убиваете. Затем вы уже думаете, а была ли она опасна?
Думаю, что у многих трансфобов, гомофобов, мизогинов выстроена своя картина мира: им кажется, будто общество ЛГБТИК портит ее своим присутствием. Они стараются нас стереть, но от этого становится только хуже. При спорах с этими людьми лучше сказать им, что процесс уже запущен и они не смогут его остановить. Мир движется к демократии, а они остановились в средневековье и проживают каждый день с чувством страха перед переменами.
Мне очень жаль, что мы стараемся пробиться в 30-ку лучших стран, но при этом люди, живущие здесь, вынуждены уезжать отсюда и бросать семью, друзей, работу для того, чтобы обеспечить себя безопасностью и спокойствием.
Любой опыт осознания своей гендерной идентичности индивидуален, но в кино и медиа нам выделяют образы отшельников, страдальцев и мучеников. Нашей жизни всегда стараются придать драму с трагедией.
Различия цисгендеров и трансгендеров в том, что первым комфортно в своем внутреннем ощущении, а вторым — нет. Мы тоже выглядим и проявляем себя по-разному, как и обычные люди.
Когда люди узнают, что ты трансчеловек, у них будто стирается граница вежливости, и они могут спросить: «А что у тебя между ног?». Разве в обычной беседе с малознакомым человеком цисгендеры могут себе это позволить? Такой вопрос уместен только в том случае, если вы состоите в близких дружеских или романтических отношениях.
В Казахстане можно сменить документы лишь после хирургической коррекции пола и гормонотерапии. И это чудовищно, потому что многие трансгендерные люди не нуждаются в операции — нам нужны документы для того, чтобы полноценно работать, путешествовать и чувствовать некое признание своего внутреннего ощущения.
Нужно учитывать, что хирургические операции могут быть опасны, вплоть до летального исхода. Почему для юридического признания мы должны что-то отрезать? Допустим, в 16 лет вы приходите в ЦОН и вам говорят: «Отрезайте руку. Мы не знаем даже, выживите ли, но выдадим удостоверение только после этого».
Нам бы не хотелось травмировать себя, но многие вынуждены идти на это условие. Мой друг, трансгендерный мужчина, платит бухгалтерии половину своей зарплаты лишь для того, чтобы они не раскрывали его гендерный маркер, указанный в документах.
К тому же перед хирургическим вмешательством нужно пройти обязательную процедуру — психиатрическое освидетельствование. В Казахстане еще нужно доказать, что у тебя нет гормональных сбоев, опухолей в мозге, психических заболеваний. После всех обследований выдают две справки: подтверждение статуса и разрешение на смену документов.
Ты чувствуешь себя подопытным кроликом, объектом для исследований, куском мяса, но не человеком, у которого есть права.
Нарушаются в том числе и репродуктивные права. Сначала тебя, грубо говоря, стерилизуют, так что у тебя не будет возможности иметь детей, а потом и лишают права на опекунство. То есть, взять ребенка из приюта у тебя не получится.
Трансгендерное сообщество есть во всем Казахстане, но только в Алматы, Астане и Усть-Каменогорске происходят какие-то активности: встречи, мероприятия. Я консультантка по вопросам трансгендерности и провожу группы психологической поддержки для трансгендерных людей. Также есть трансгендерная инициативная группа, которая проводит тренинги с журналистами и врачами, чтобы они были более дружелюбными и правильно вели диалог с транслюдьми.
Многие прочитают мою историю и просто посочувствуют, но ведь важно то, что эта информация может дойти до трансгендерного человека, которому необходимы помощь и поддержка. В подростковом возрасте я не могла делиться мыслями и переживаниями с другими людьми. Считаю, что группы поддержки несут важную миссию.
Не стоит лечить своих детей от трансгендерности, ведь это не болезнь. В Кыргызстане есть сообщество родителей, которые объединились, чтобы защищать права своих трансгендерных детей сообща.
Представьте, насколько это сильный механизм — родители, защищающие своих детей. В наших силах принять ситуацию и помочь своему ребенку.
Мы друг друга боимся, не понимаем, не слышим. Наши страхи заглушают сострадание, любовь и доброту. Каждый из нас способен быть во благо. Это простая, но важная мысль: если вы можете что-то изменить здесь и сейчас, не бойтесь этого делать.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)
