Тамарахонум Давлатова: «Я квир, узбечка, казашка, цис-женщина и горжусь этим»

Тамарахонум Давлатова — студентка 4 курса факультета антропологии в Назарбаев Университете. Наполовину узбечка, наполовину казашка, а также открытая квир цис-героиня рассказала нам о своих взглядах на жизнь, о первом каминг-ауте и о том, какого это — везде быть наполовину.

— Ты открытая квир-женщина. Что пытаешься сказать, когда говоришь, что ты квир?

Чтобы прийти к пониманию самого слова квир, мне потребовалось достаточно много времени. У этого термина огромная история, оттого оно подвергалось множеству коверканий.

Называя себя квир, я говорю, что когда дело доходит до романтических отношений в моей жизни, то гендер для меня не важен. Есть термины «бисексуалка» и «пансексуалка». За первым гендер подразумевается как бинарность, а я с этим не согласна.

«Пансексуальность» — просто достаточно новое слово, для понимания и принятия которого мне нужно больше времени и ресурсов. Квир — это такой большой и сочный концепт, который на данный момент больше всего описывает мою идентичность.

— Квир-теорию называют утопией. Насколько ты согласна с этим?

Я знаю, что квир-теория достаточно часто взаимодействует с теорией социального неравенства и интернациональным феминизмом. Мне кажется, будучи квир, ты начинаешь понимать позиционность, субъективность и интерсекциональность каждого человека. То есть, ты буквально узнаешь,  почему люди выбирают то или иное, как формируется их мнение и как на это влияет социальные конструкции. Именно из-за этого я понимаю и принимаю положение людей в социуме, каким бы оно ни было. 

До тех пор, пока каждый человек не является свободным, не свободен никто.

— Как ты пришла к осознанию своей идентичности?

То, что я не являюсь гетеросексуальным человеком, начала осознавать еще в раннем детстве. Подобное чувство, я думаю, есть у каждого, кто является частью ЛГБТК сообщества. В детстве всегда очень сильно подавляла эти ощущения. То, что испытывала, пыталась заглушать и старалась не обращать на это внимания.

Переломным моментом считаю свой двенадцатилетний возраст. Тогда я действительно осознала, что мне все-таки нравятся девушки. На тот момент принимать такое было сложно. Проще было отказаться от этих чувств. Меня тогда сильно мучала внутренняя гомофобия. Сама я из критически консервативной, традиционной, а к тому же и военной семьи, где дисциплина всегда на первом месте. Дома всегда были и есть определенные устои, которым все пытаются следовать. Я никогда не могла им соответствовать.

Как только я нашла для себя ресурсы через телевидение, кино, книги, я впервые смогла выдохнуть. Видеть что-то, напоминающее мне себя, было важно.

Благодаря этому, я начала осознавать, что, оказывается, такое есть, даже я могу быть такой. Это не так уж и страшно, а может быть даже и нормально.

— Тяжело было принимать себя? Расскажи о внутренней гомофобии.

Внутренняя гомофобия — это проблема, которая стоит очень остро каждый день в моей жизни. Она во мне все еще есть. Я очень сильно стараюсь бороться с любыми ее проблесками.

Эти неприятные ощущения присутствуют во мне в наименьшей мере, когда нахожусь в группе друзей, в группе членов ЛГБТК сообщества. Я чувствую себя гораздо лучше, проводя время с ребятами, беззастенчиво позиционирующими себя такими, какие они есть.

Когда я в присутствии семьи, на меня давит общество, указывая, что мне нужно выйти замуж, родить детей, стать традиционной узбекской девушкой для одной стороны и казахской для другой. Я просто знаю, что постоянно не соответствую чьим-то ожиданиям. Это усугубляет мое отношение к себе и сводит мою борьбу с гомофобией на нет. Это неудобно и некомфортно — быть наполовину.

— Расскажи о своем первом каминг-ауте?

Впервые я раскрыла свою идентичность своей близкой подруге, с которой мы знакомы со времен детского садика. Тогда мне было восемнадцать лет. Первое, что она сказала после моего признания — «это фаза и это пройдет».

Я переживала эту реакцию достаточно болезненно. На тот момент я все еще не хотела осознавать, что мой близкий человек вообще может так думать. Справедливо было бы назвать этот опыт странным. Со временем она отошла от этого мнения, а через некоторое время даже совершила каминг-аут передо мной.

Тогда я чувствовала гордость и обиду, одновременно. Гордость — за свое сообщество и его расширение, обиду — за разность чувств, которые обеим пришлось переживать во время каминг-аута.

— Что мотивировало тебя рассказать подруге о себе?

В тот промежуток времени мне зачастую кто-то нравился. А в школе это в основном были учителя, мысль о которых казалась чем-то не сопоставимым с реальностью. Ведь они старше меня, они взрослые люди, далеко не твои сверстники. Все казалось ненастоящим, несуществующим и невозможным, а значит, думала я, это когда-нибудь пройдет.

А потом я просто устала закрывать глаза на свои чувства и осознала, что это не так просто и не пройдет. Думала, может быть, это просто я? Ведь чувства, которые я испытываю — они настоящие. Они — моя реальность. Наверное, я просто устала врать, постоянно пытаясь соответствовать кому-то. 

— Тебе стало все равно или ты видела в каминг-ауте путь к получению одобрения со стороны?

С одной стороны, становится проще, с другой — сложнее. Я думала, что каминг-аут — это все, это новое начало моей жизни. А на самом деле оказалось, что у меня впереди будут еще десять тысяч каминг-аутов, и это каждый раз новый опыт, новые люди и совершенно разные эмоции.

Первый каминг-аут, определенно, самый особенный. Словно прощание со своей прошлой жизнью и со всем, что когда-то для тебя казалось «нормальным».

А на самом деле, оказалось, что у меня впереди будут еще десять тысяч каминг-аутов, и это каждый раз новый опыт, новые люди, совершенно разные эмоции.

— Что насчет каминг-аута родителям?

Прежде всего я рассказала о своей идентичности своему брату. Он младше меня на два с половиной года. Все было примерно так: я сказала ему «Мне нравятся девушки», а он в ответ «Окей, хорошо». Все. Никаких вопросов. Вот так просто он это принял.

Впоследствии, когда я совершала каминг-аут перед другими людьми, он находился рядом и занимал, своего рода, защищающую позицию. Если он замечает, что люди могут вести себя гомофобно или ситуация становится небезопасной, он защищает меня. Мой брат — это единственный человек в семье, который принимает меня целиком.

После реакции и особого отношения брата ко мне я набралась храбрости рассказать все родителям. Перед отцом и матерью я делала это, наверное, четыре раза. И все время я говорила примерно одно и то же — что мне нравятся девушки. Мои родители очень хорошо умеют вести себя так, как будто ничего не произошло. Каждый раз, когда я рассказываю о своей ориентации, моя мама начинает сильно плакать, проклиная все и вся. Неописуемый опыт. Чувствую стыд, вину, а внутренняя гомофобия в такие моменты меня так сильно съедает, что в голове возникают мысли о том, как бы я хотела, чтобы этого не случалось.

Но это происходит, и ты переживаешь этот день. День, когда мама кричит на тебя, а отец не смотрит в твою сторону. А на следующий все ведут себя так, словно ничего и не было. Я проживала четыре таких дня, но каждый из них длился словно бесконечность.

— Почему четыре раза? Пытаешься их в чем-то убедить?

В какой-то мере я просто мечтаю, чтобы они приняли меня. Да, осознаю ясно, возможно, этого никогда не произойдет. Я принимаю ситуацию. Но вот, например, я выступала на E.quality Talks в университете перед огромной аудиторией. Я не могла рассказать об этом своим родителям, хотя горжусь опытом и многими другими вещами. Убивает одно — я просто не могу поделиться этим со своей семьей.

Я — человек, который очень любит разговаривать, не может держать эмоции в себе. Мне нужно рассказать о чем-то, чтобы почувствовать себя лучше. Сейчас у меня больше нет такой возможности перед родителями.

Я учусь в социальных науках и живу тем, что гендер — это не бинарность, что сексуальность — это спектр. Это всё социальные конструкции. Я говорю об этом каждый день на уроках, я привыкла. Но это не то, к чему привыкли мои родители. Поэтому я всегда достаточно долго выбираю что сказать. Обычно заканчиваю тем, что просто прошу их выбрать меня, а не общество. Ведь я понимаю, что мои родители выбирают мнение окружающих: «А что подумают другие?», «Что скажет он/она/они?». Я всегда знала, что моя мама очень сильно боится осуждения, общественного мнения. Чувство стыда и вины настолько важные части ее индивидуальности, что даже во мне время от времени проявляются эти же черты.

К тому же я совершала каминг-аут перед коллегами отца и матери, пытаясь как-то сгладить отношение родителей ко мне. Я уже знаю нескольких людей из их окружения, которые принимают меня. Наверное, я делаю это, потому что все еще трепетно жду, что когда-нибудь они поговорят с моими близкими и объяснят им. Возможно, я говорю на языке, который отцу и матери не понятен, но их коллеги смогут сделать это иначе.

— То есть либо ты выбираешь их, либо они выбирают тебя?

Да. Я понимаю, что они любят меня и хотят для меня только самого наилучшего. Но у них нет ресурсов дать то, что мне нужно. Родители не видят, что именно мне необходимо. Следовательно, они этого и не дают. Сейчас это меня не заботит. Я нашла людей, которые могут понять меня и помочь, если нужно. Не будь поддержки, друзей, психологов, то круг моего каминг-аута родителям повторялся бы бесконечно, потому что это мои самые близкие люди.

— Отношение родителей — это одна история, а как же другие родственники? Будучи частью такой традиционной семьи, чувствуешь давление?

То, что я переживаю, я назвала бы двойным давлением. Мой отец из консервативной узбекской семьи, мама из маленького поселка в Казахстане и тоже выросла в традиционном окружении.

Узбекские и казахские традиции абсолютно разные. Со стороны папы на меня давят не только из-за моей сексуальности, но и из-за моего незамужнего статуса. Это презрение я испытываю с двенадцати лет. Не у всех людей в Узбекистане такой же опыт. В моем случае все исходит из контекста традиций отцовской семьи. С их точки зрения даже то, что девушка получает высшее образование — это стыд и позор. Эта часть семьи вообще не заинтересована в моей академической жизни, зато заинтересована в том, чтобы я вышла замуж за узбека. Другая причина, почему в Узбекистане меня все еще не полностью принимают, — это потому что я наполовину казашка. Из-за этого по сравнению с другими узбечками, в иерархии я располагаюсь ниже.

В Казахстане, как бы неожиданно это не звучало, давление касательно брака я чувствую гораздо меньше. Возможно, из-за того, что я выросла в городе и всю свою жизнь училась. Родители видят, насколько важно для меня образование. Однако, естественно, все хотят, чтобы я вышла замуж, родила детей, стала образцовой казахской девушкой, вышла замуж за казаха. В этом-то и проблема.

Будучи одновременно узбечкой и казашкой, в обеих иерархиях я где-то далеко внизу. Место, в котором я нахожусь, очень странное и некомфортное.

Сейчас я на таком этапе жизни, когда уже готова к тому, что родители могут отказаться от меня. Я даю им время, чтобы принять меня. В обратном случае, я сама в какой-то мере откажусь от них. Несмотря на то, что у нас есть биологическая связь, это не значит, что они меня понимают, знают, помогают мне, навязывая какие-то свои идеи.

— Ты говоришь, что ты приняла себя и поняла, что это нормально. Что ты имеешь ввиду под «нормально»?

Для меня норма в том, что ее нет. На протяжении последних пяти лет я училась в департаменте антропологии и социологии, где мы постоянно говорим, что всё в нашем мире социально сконструировано. Сейчас я не делаю никаких предположений ни о чем. Каждый опыт я проживаю сюрпризом, в этом нахожу свободу.

Абсолютно ничего не ожидаю от людей — это моя новая норма.

— На E.quality Talks ты упомянула, что часто экспериментировала со своей внешностью. Связано ли это с поиском себя? Помогли ли тебе эти эксперименты?

Самые частые эксперименты я проводила над своими волосами. У меня с ними очень интересные отношения. Я их стригла, брила налысо, красила в синий, фиолетовый, красный, блонд, серый. И, да, определенно, это часть поиска себя. Таким образом я освобождаюсь от каких-то идей. Я также делала пирсинг в носу, прокалывала хрящ. Все эти действия я описала бы гендерно нетипичными. Я доказывала себе, что каждый может делать то, что хочет. То есть снимала с себя ожидания общества.

Моя семья очень ассимилирует социальные нормы. Это сильно повлияло на становление моей личности. Чтобы освободиться от всего, что сковывало меня изнутри, я шла наперекор всем нормативам семьи. Старалась меняться так, чтобы перестроить свое мышление.

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​Многие люди, которые позиционируют себя «нейтральными» по отношению к ЛГБТК сообществу, говорят: «Я вас не трогаю, и вы меня не трогайте», «Когда девушки целуются — это нормально, а когда парни — нет»​​​​​​​. Как ты к этому относишься?

Я не знаю ни одного человека, который относился бы «нейтрально» к ЛГБТК. На протяжении всей жизни меня либо принимали, либо — нет. Выражение «лесбиянки — это нормально, а геи — плохо» говорит лишь о мизогинии, сексизме и гомофобии. Такое мнение показывает, что женщины воспринимаются объектами в социуме. Идея двух девушек вместе зачастую связана не с толерантностью к лесбиянкам, а к превалированию идеи мужчин-гомосексуалистов. Мы можем также вспомнить и о гегемоническом мужском стереотипе, из-за которого геи воспринимаются просто недостаточно маскулинными, чтобы считаться «мужчинами».

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​Твои родители религиозны, ты — нет. Возникают ли проблемы и как вообще ты относишься к религии?

Да, в семье я единственный не религиозный человек. Рассуждая о религии, я не хочу никого задеть или оскорбить своим безразличием. Есть вещи, которых я не знаю и не понимаю. Но и не считаю, что религии гомофобны. В некоторых ситуациях религиозные люди говорят: «Всевышний создал нас по своему образу и подобию, и он не делает ошибок». Если есть какая-то высшая сила, Бог, я бы хотела верить, что он принимает всех такими, какие они есть.

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​Как ты относишься к ЛГБТК пропаганде? И что ты понимаешь под пропагандой?

Я до сих пор не понимаю откуда пришло выражение «ЛГБТК пропаганда». Для меня быть частью сообщества — это видимость. Если человек готов быть открытым, гордится этим, то это лишь дело выбора каждого из нас.

Люди, которые встают против «ЛГБТК пропаганды» — гомофобы. Так называемая «гетеро-пропаганда» происходит у нас каждый день: мы видим обручальные кольца, люди держаться за руки, гетеро-пары на телевидении, в рекламах. Всем от этого нормально. Когда же дело доходит до ЛГБТК пар, то это считается возмутительным. Подобных вещей не понимаю, поэтому считаю гомофобией. Это ущемляет право людей быть собой.

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​Что можешь рассказать о квир-сообществе в Казахстане, если таковое есть?

Сообщество ЛГБТК очень большое и разнообразное. Я не могу говорить за весь Казахстан, но я отчасти знакома с представителями сообщества из Алматы и Астаны. Большинство, кого я знаю как членов ЛГБТК сообщества —​​​​​​​ это либо студенты университета, либо друзья этих же студентов.

Первый открытый квир, с кем я познакомилась, это​​​​​ Султан Мусахан. Я узнала о нем в университете. В одной из групп в социальных сетях все время проводились обсуждения на тему ЛГБТК, а он был самым видимым из всех. Я написала ему в тот вечер благодарность за все, что он делает, чем он делится. Сообщение было длинное. Благодаря этому Султан познакомил меня со многими другими ребятами из сообщества.

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​Ты бы поменяла гражданство, если захотела бы вступить в однополый брак?

Я очень трепетно отношусь к этому вопросу. Я четко позиционирую себя как гражданку Казахстана. Это является для меня огромной гордостью и честью. Повлияло на это по большей части мое воспитание. Я в целом очень люблю Центральную Азию, Узбекистан, Казахстан, несмотря на то, насколько гомофобны эти страны.

Это один из вопросов, который я действительно должна тщательно обдумывать. Возможно, это произойдет.

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​Есть ли у нас в Казахстане, в Астане, какие-то организации по поддержке ЛГБТК?

Я отвечу на этот вопрос как не эксперт, потому что не настолько активна в этом, как, например Султан или Султана. Знаю, что в Астане есть одна организация, работающая с мужчинами, которые практикуют секс с мужчинами. Помогают как с проблемами ментального здоровья, так и говорят на темы полового воспитания.

Для женщин, к сожалению, ресурсов наподобие данной организации намного меньше. «Феминита» — это единственное место, в котором могут быть услышаны проблемы лесбиянок, бисексуалок, квир-женщин. Даже в социальных сетях у мужчин немного больше возможностей и поддержки. Существуют даже приложения для знакомств, в то время как для женщин таких привилегий почти нет.

К сожалению, даже при том, что ЛГБТК сообщество стоит на пути к большей инклюзивности, гендерная иерархия есть. Именно поэтому, говоря о проблемах сообщества, все начинают с геев, потом говорят про женщин и только в конце про трансгендеров. От этого иногда досадно.

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​Ты уже четыре года изучаешь социологию и антропологию. Помогло ли тебе обучение именно по этой специальности справляться с проблемами, которые возникали из-за принятия себя?

Абсолютно, да. Я люблю антропологию за то, что она учит нас быть толерантными. Несмотря на то, что все люди разные, в сущности мы все равны. Мне нравится прослеживать эту идею во всех дисциплинах внутри антропологии.

Я безумно люблю наш департамент. Я уверена, если бы я обучалась по иной специальности, моя история была бы совершенно другой. Скорее всего, при таком расположении дел я не могла бы гордиться своей идентичностью. Те стыд и вина преследовали бы меня.

Но сейчас я не стыжусь никого, ничего, а главное, себя. Меня окружают и поддерживают прекрасные профессоры, которые никогда не позволяют мне чувствовать ущемление из-за своих чувств.

На втором курсе, например, я закрывала предмет Social Movements. Тогда я впервые познакомилась с либеральной программой и ее идеями. Это позволило мне понять, насколько мне комфортно в этой среде. Впервые я была услышана и могла говорить на важные для меня темы. Безумно благодарна этому университету, своему департаменту и людям здесь.

—​​​​​​​ ​​​​​​​​​​​​​​И, напоследок, могла бы ты дать несколько советов тем, кто только осознает и принимает себя, как часть ЛГБТК?

Поскольку в такое время ты чувствуешь себя просто самым одиноким человеком во всей вселенной, важно понимать, что это не так. Всегда есть люди, которые встанут за тебя. Я одна из тех людей, кто будет стоять за тебя, кем бы ты ни был. Как сообщество мы готовы поднимать всех и помогать каждому. Лишь солидарностью и взаимопомощью мы сможем к чему-то прийти.

Хочу, чтобы те, кому сейчас одиноко и кто не понимает, что с ними происходит, знали, что однажды они встретят людей, которые изменят их жизнь кардинально.