Режиссер Сергей Дворцевой: «"Тюльпан" выдержал испытание временем»

В Шымкенте прошел показ фильма «Тюльпан» Сергея Дворцевого, приуроченный к 15-летию выхода картины на большой экран. Мероприятие прошло с личным участием режиссера и актеров фильма – Самал Еслямовой, Асхата Кучинчирекова, Толепбергена Байсакалова и Ондасына Бесикбасова. Кстати, они впервые встретились все вместе после 61-го Каннского кинофестиваля, проходившего в мае 2008 года, на котором эта первая игровая картина Дворцевого, прежде прославленного режиссера-документалиста, взяла Гран-при в программе «Особый взгляд».

«Тюльпан» также получил приз молодежного жюри Канн и Министерства образования Франции, был включен там в школьную программу изучения кинематографии. Фильм отмечен десятками наград и призов на различных международных кинофорумах, выдвигался от Казахстана на Оскар-2009 в номинации «Лучший иностранный фильм» и стал визитной карточкой казахстанского кино.

Почему «Тюльпан» до сих пор смотрят и почему его нужно показывать, в чем сила и притягательность фильма, что значит для автора степь — об этом и многом другом Сергей Дворцевой рассказал в интервью STEPPE.

— Показы в честь 15-летия фильма до этого прошли в Париже, Алматы, Москве, Санкт-Петербурге, а теперь юбилейное мероприятие состоялось в вашем родном городе, возле которого проходили съемки. Для чего, по-вашему, нужно показывать «Тюльпан» спустя 15 лет после его выхода?

— Это и удивительно, что фильм не новый, и его же можно найти и посмотреть в интернете, пусть и в плохом качестве, но когда на картину приходят люди через 15 лет, и собирается полный зал, это впечатляет. Ты понимаешь, что, значит, у нее есть какая-то влекущая сила. Да, есть те, кто пришел посмотреть на режиссера, кто-то — на актеров, но после просмотра они же потом говорят: «Мы не ожидали, что это настолько сильная картина». А те, кто раньше видел ее в интернете, открывают «Тюльпан» заново.

Это говорит о том, что фильм живет и живет своей жизнью. Ведь фильмы бывают разные. Помимо коммерческого кино, которое выступает как товар, где подсчитывают сборы каждую неделю проката, и сериалов, в отношении которых я ничего не имею против, есть картины, которые работают по-другому – «на расстоянии». Это как хорошее вино, которое с годами становится только лучше.

Многие зрители мне говорят, что смотрели «Тюльпан» раньше, но только сейчас разглядели какие-то детали, увидели что-то новое. Даже я сам, режиссер фильма, который его придумал, снял и досконально знаю наизусть, смотрел некоторые сцены как в первый раз. После эпизода рождения ягненка я подумал: господи, какое сильное воздействие это на меня оказывает!

Когда в картине заложен такой сильный потенциал, она начинает работать на расстоянии. Я вообще считаю, что чем картина сильнее, тем она лучше работает через время. А если она выдержала испытание временем, значит, это серьезно. Поэтому такие фильмы надо обязательно показывать, делать вторичный прокат.

Знаете, я наблюдаю, что странным образом «Тюльпан» становится все популярнее и популярнее. С каждым годом он все больше нравится зрителям, стал чуть ли не народным. Мне пишут люди, обращаются по поводу картины, люди, которые не имеют какого-то отношения к кино.

— Но в самом начале в Казахстане фильм «Тюльпан» не очень хорошо приняли. Понятно, что было другое время, другой зритель, жизнь изменилась.

— Когда фильм впервые показали, кто-то из правительства сказал, что он хуже, чем «Борат». Для меня это было шоком: причем тут «Борат», что в этой картине плохого?! Некоторые говорили: «Зачем вы это снимаете — такую бедную жизнь, пыль, степь, как будто у нас только в юртах живут, а нет прекрасных городов?».

Но я не претендовал на какие-то обобщения: мол, такова жизнь во всем Казахстане. Вообще нелепо рассматривать художественные произведения как некие обобщения. Я рассказал очень локальную, конкретную историю про матроса, который вернулся к сестре, жене чабана.

Конечно, я понимал, что есть какая-то внутриполитическая подоплека, но знал, что эта картина все равно пробьется, как трава сквозь асфальт. Потому что она настоящая, ее невозможно затоптать. И она пошла, пошла снизу — просто люди стали смотреть, говорить о фильме. Появился деполитизированный зритель, не забитый идеологическими штампами, который воспринимает картину просто как кино. Людям она интересна как явление кинематографа, потому что является признанным в мире произведением искусства, получила столько наград.

Сейчас молодежь стала более грамотной, очень многие молодые люди хорошо понимают кино, интересуются им. А я очень хочу, чтобы наша казахстанская молодежь разбиралась в кино. Такие картины, как «Тюльпан», нужно, в первую очередь, показывать именно молодежи. Чтобы она понимала не только степь, жизнь, но и красоту кино — почему оно имеет такое воздействие, почему мир продолжает смотреть картину, которой 15 лет.

— И в чем, по-вашему, ответ на этот вопрос?

— Потому что в «Тюльпане» столько всего заложено. Прежде всего, это большая любовь к своей земле, к природе, к людям. В таких произведениях искусства утверждаются очень важные ценности, понимание которых приходит через время. Люди ведь не всегда понимают и ценят свою жизнь, не видят ее красоты, не осознают своего счастья. Мы живем и думаем, что это за жизнь, там плохо, здесь плохо... А проходит время, и мы осознаем, что это было классно, просто мы этого не понимали.

Некоторым моим актерам было очень тяжело во время съемок. Они сетовали: ну что так долго?! А сейчас говорят, что это был просто рай: никто нас не торопил, мы снимали, занимались чистым творчеством, как хотели, у нас было свое питание, мы находились на природе, могли общаться, могли в какой-то день не снимать, а репетировать, индивидуально заниматься с режиссером. То есть была не потогонная, конвейерная система, в которой такое не позволено. Сегодня они снимаются совсем по-другому.

Важность этой картины в том, что она, хоть это и художественное произведение, является документом своего времени, фильмом о чабанах, которые жили в начале 2000-ых в Бетпаке. И там нечему устареть: как были такие семьи, так они и будут. И знаете, почему она не устаревает? Потому что устаревают приемы в кино. А там нет приемов. Там жизнь показана, какая она есть, какой она была на тот момент.

Это обычная семейная история. Люди всегда будут в семье радоваться, иногда ругаться и решать какие-то проблемы, но в целом быть счастливыми. Конечно, есть придуманные элементы, но в целом в «Тюльпане» очень много реальной жизни. Это очень жизненная, правдивая картина. И в этом ее сила.

— Сколько раз вы сами смотрели «Тюльпан»?

— Во время показа в Шымкенте ко мне подошел парень и сказал, что он вырос на «Тюльпане» и смотрел его 23 раза. Меня это приятно удивило. Я смотрел «Тюльпан» не 23, а, наверное, в 10 раз больше, несметное количество раз. Тем не менее, каждый раз смотрю, словно впервые.

Думаю, это тоже определенный показатель, если режиссер сам бесконечно может смотреть свою картину. Обычно же режиссеры говорят: «Я ее сделал и не буду смотреть». А я смотрю «Тюльпан» абстрагированно – словно это не мой фильм, а чужое хорошее кино. И думаю: ну это просто круто! Как я такое мог снять!

Такое впечатление, что эта картина словно нерукотворная. Она как будто течет, как река. Будто все персонажи живут сами по себе, и у каждого свой характер, какая-то своя изюминка. И это касается не только людей, но и животных. Все в фильме – каждый характер, каждая деталь — работает.

Когда я думаю о «Тюльпане», у меня все время возникает какая-то внутренняя улыбка. Потому что эта картина настолько гармоничная, как будто родилась и сложилась сама по себе. Мы тяжело и долго над ней работали (фильм снимался четыре года в степях Бетпак-Дала – прим. ред.), но удивительным образом сложилось так, что в «Тюльпане» словно все совпало. Моя энергия в тот момент, энергия всех моих актеров, природа, люди, которые там живут, наша любовь ко всему этому, безупречная работа польского оператора Иоланты Дылевска, которая просто обожает эти места... Эта картина — как чистая любовь. Это песня о жизни, о любви к жизни.

Именно поэтому нужно говорить о таких фильмах. Раньше я, как и многие режиссеры, думал, что главное - сделать фильм, а дальше пусть зрители сами с ним разбираются, что миссия режиссера — только в создании фильма. Но теперь уверен, что надо не только снять фильм, но и правильно его показать, рассказать о нем, объяснять.

Это пришло из понимания, что время изменилось. Сейчас такой огромный объем информации сыпется на молодежь, что многие не в состоянии разобраться и понять, что нужно читать или смотреть, что не надо, что ценно, что неценно. Для этого нужны люди, которые будут об этом рассказывать. Это проводники, в числе которых режиссеры, журналисты, кинокритики и т.д. Люди, которые говорят подросткам и молодым: «Вот это обязательно посмотри, это бриллиант, обрати внимание».

Молодая аудитория в этом нуждается, потому что она тонет в потоке фальшивой информации, где какие-то мнимые гуру, люди, которые ничего не знают, но именуют себя экспертами, рассказывают о том, что белое — это черное и наоборот. Сейчас это происходит везде, в том числе и в кино. Зрителю трудно сориентироваться, поэтому я считаю, что с фильмами надо правильно работать. Очень важно показывать, доводить, разъяснять картину. И в этом я вижу свою задачу как режиссера в том числе.

— Вы говорили, что для тонких фильмов нужны чуткие, понимающие искусство зрители. А как понять ваши сложные картины простому неискушенному зрителю?

— Сегодняшние зрители привыкли к сериалам, к готовым ответам и решениям. Чтобы им показали, что это хорошее, а то плохое. Чтобы было все понятно, фильм сопровождался приятной музыкой, был хеппи-энд в конце. Привыкли к этой жвачке: нам все разжуют, положат в рот. А чтобы понять сложные картины, как, например, мой второй игровой фильм «Айка», нужно хотя бы немного включать художественное воображение, хотя бы немного разбираться в искусстве.

Конечно, если каждый день человека «долбят» по голове сериальным молотком, он не в состоянии смотреть что-то, что требует минимальной работы мозга. Потому что он привык просто так поглощать все, что ему дают и объясняют. Такой зритель будет шокирован и размером экрана в кинотеатре, и тем, что действие идет, как ему кажется, долго, и что ничего не объясняется – почему, кто это, что это, зачем... Конечно, таким зрителям будет сложно. Но времена меняются, возможно, люди будут меняться.

Но в «Тюльпане» есть какие-то вещи, которые работают на любого человека. Это тонкий юмор, который идет изнутри — не такой, когда, условно говоря, тебя специально смешит несмешной клоун, а тебе несмешно. И артисты все обаятельные. Настолько, что хочется на них смотреть. Это ведь проявление красоты кино, это работает на простого зрителя. Потом сама история: она же жизненная, она трогает. Потому что люди могут себя идентифицировать с парнем, который приехал в семью сестры и вроде мешает им. Когда мужчины живут в одной юрте, такое бывает.

Это очень важный момент, когда при просмотре фильма зритель видит людей, которых он понимает и с которыми себя идентифицирует. И тогда он начинает сопереживать. «Тюльпан» — это картина, в которой люди сопереживают героям, и им кажется, что они сами живут вместе с ними. И это тоже сила кино. Простой зритель чувствует такие вещи неосознанно, тогда как свет, звук, игру актеров осознанно. Он даже не может сформулировать, почему ему это нравится.

— На чем был основан сюжет картины?

— Я знал реальную историю о том, как один человек, живущий в степи, где было мало людей, не мог долго жениться из-за больших ушей. Главный герой фильма Аса хотел жениться на девушке по имени Тюльпан, но она отказала, сказав родителям, что у парня большие уши.

Второй момент — один матрос подарил мне свой гюйс, на обратной стороне которого моряки рисуют то, о чем они мечтают. У него на гюйсе были нарисованы обнаженные девушки.

Также в одной из поездок по Казахстану я встретился с женщиной, казашкой по национальности, которая назвала дочь, родившуюся в период цветения тюльпанов, Тюльпан. Не Қызғалдақ по-казахски, а именно Тюльпан.

Я это все переработал в сборную историю про матроса, отслужившего в российском флоте, который приехал к сестре в Казахстан и хочет построить здесь свою казахскую мечту – сотворить в степи свой райский уголок с солнечной батареей, спутниковой антенной  и водопроводом, стать чабаном и создать свою семью.

По ходу съемок первоначальный сценарий был изменен больше чем на 80 процентов. Что-то происходило на площадке, жизнь подбрасывала такие вещи, что потом это входило в фильм. Я люблю, когда написанный сценарий оживает. Я открываю двери и впускаю жизнь, потому в «Тюльпане» все живое, настоящее.

— Неискушенные зрители часто, и это было на показе в Шымкенте, говорят, что ваш фильм словно документальный. Как вы относитесь к такому восприятию игровой картины?

— Просто люди настолько отвыкли от такого реального изображения, что если не видят привычного театрального исполнения, им кажется, что это документальное кино. Когда мне говорят, что мои фильмы похожи на документальное кино, для меня это высший комплимент. Значит, это настолько правдиво, что веришь в то, что показано на экране. Именно к этому я стремлюсь – хочу, чтобы картина была абсолютно правдивой.  Хочу, чтобы все верили в эту историю.

Чтобы артисты чувствовали, что они не просто играют, а чтобы они жили в кадре. Чтобы вжиться в свои персонажи, полностью слиться с ними, средой, чтобы не осталось границы между игрой и жизнью, актеры месяц жили на месте съемок до их начала. Я даже оставил им в фильме свои имена. Поэтому, наверное, так органично все получилось. Поэтому мы и сегодня смотрим «Тюльпан».

— В зарубежной кинокритике ваш фильм называют степной поэмой, степной драмой, то есть акцентируется именно слово «степь» —  это фон и, по сути, центральный образ фильма. Что для вас значит степь?

— Одним словом этого не скажешь... Знаете, когда я еду на машине по бескрайней степи, чувствую какой-то особенный комфорт. В лесу я так себя не чувствую. В степи идешь, и этот простор, пространство, небо, горизонт — все это вызывает какое-то непередаваемое комфортное состояние. Может, потому что я часто бываю в этих местах. Может, потому что я здесь родился и впитал с детства.

Потом в степи, и я знаю это точно, особенно после «Тюльпана», есть какой-то магнетизм. Какая-то вещь, которую ты раньше не понимал в начале. А потом начинаешь чувствовать в ней какую-то большую силу, которая незаметна внешне. Это почувствовал не только я на «Тюльпане», но и польская часть съемочной группы, наша, абсолютно все: просто тебя как-то тянет туда. Не знаю, что это. Наверное, ощущение того, что это – ты, Бог и земля, и все.

— Первозданное счастье?

— Может быть. Какая-то базовая вещь. Простота. Ничего нет, только ты, Он и вся вселенная. Я люблю степь, потому что это мое, это моя стихия. Для некоторых степь — это пустое пространство, для меня же там все наполненное. Когда долго живешь в степи, знаешь, что там есть вся жизнь, просто она спрятана.

Фильм «Тюльпан», по сути, это результат моей жизни в степи и любви к ней. Я шымкентский, я родился здесь и жил. Работал в авиации девять лет, много летал и ездил по этим местам. Хорошо знаю сельскую местность, может, даже лучше многих современных казахов.

До «Тюльпана» снимал документальный фильм о жизни чабанов «Счастье», прекрасно знаю все эти ситуации с баранами, родами, окотом. Это все для меня близкое и родное. И мой фильм наполнен любовью к степи, родной земле, людям, которые там живут, животным. Когда мы его делали, мы испытывали такие чувства. Как и сейчас, когда мы его смотрим.

— Будете ли вы еще снимать фильмы в Казахстане?

— Я готовлю сейчас здесь одну историческую картину о южноказахстанском регионе. Но пока рано говорить, буду ли я ее вообще снимать. Честно говоря, я боюсь делать исторический фильм. Боюсь сделать очередную фальшивку, в которой ряженые актеры ходят на экране и изображают каких-то исторических персонажей. Можно облачиться в какие-то костюмы, можно сыграть кого хочешь — актеры это сделают, они же профессионалы.

Другое дело, как сделать это так, чтобы зрители поверили в эту историю, как в «Тюльпан». Чтобы воссозданный мир был реальным, чтобы правда была в каждой детали. В кино — это огромная задача, не знаю, удастся ли мне это сделать.

Все знают, как долго и тяжело я работаю над фильмами. Но это мой метод, мой путь в киноискусстве, и я буду упорно продолжать следовать своим путем. И я совершенно точно знаю, что созданные таким способом мои произведения никогда не устареют и, надеюсь, будут только «расти» со временем. Это уже доказал «Тюльпан».