Ежедневно каждому из нас поступают сообщения от знакомых и родных о том, что кто-то заразился коронавирусом или коронавирусной пневмонией, находится в тяжёлом состоянии.
То, что сейчас происходит в стране и мире, похоже на коллективную борьбу. Борьбу против несправедливости, борьбу за глоток свежего воздуха и борьбу за жизнь.
Рассказываем четыре истории казахстанцев, которые столкнулись с Covid-19 и пытались отвоевать у инфекции право на жизнь.
В конце мая заболел мой молодой человек. Симптомы у парня были лёгкие, похожие на обычную простуду. Как раз в тот день мы с ним планировали съездить к родителям. Дня через три заболели я и мама.
У нас с парнем всё прошло в лёгкой форме: пропало обоняние и чувство вкуса. Из-за слабости три недели не вставали с кровати. Моя мама перенесла болезнь сложнее. Помимо тех же симптомов, у неё была высокая температура и кашель. Она провела в постели целый месяц.
Когда проявились первые симптомы, вызвали ей скорую. Врачи скорой помощи приехали без защитных костюмов, хотя о возможном заболевании мы предупредили. После осмотра они решили, что у мамы ангина, хотя боли в горле и покраснений не было. Так скорая и уехала.
На следующий день мы попытались вызвать врачей ещё раз. По телефону нам сказали, что госпитализировать не смогут, так как мест нет, но посоветовали обратиться к лечащему врачу. Лечащий врач частной клиники бесплатно проконсультировала нас через WhatsApp. Назначила антибиотики, которые мы сразу стали колоть маме.
Спустя полтора часа приехала бригада и забрала её в больницу города Каскелен. Посадили её в коридоре среди остальных заражённых и больных. Мама была с высокой температурой и дикой слабостью. Дождавшись очереди, ей сделали рентген, но снимок был чистым. На протяжении всех этих дней мы пытались сдать тест на коронавирус. Чтобы, в случае чего, её могли сразу госпитализировать. Так как без положительного теста на госпитализацию не забирали.
Есть два вида теста, для тех, кто сдаёт по работе, но при этом не болеет, и для тех, у кого есть симптомы. Второго вида тестов в городе нигде не оказалось. Нам сказали сдавать его в поликлинике по месту жительства, но там их тоже не было.
Соответственно, нет результата, нет и госпитализации.
Решили сделать КТ для себя, чтобы понять, что происходит с лёгкими. С трудом нашли одну клинику за городом. Результат получили уже на следующий день, он показал наличие пневмонии. Лечащий терапевт подтвердила проблему с лёгкими. Она сказала, что надо смотреть в динамике для более точного диагноза. Потом мы стали искать пульмонолога.
Анализы были у нас на руках, но даже с пневмонией маму не госпитализировали, пришлось лечиться дома. Один врач назначил антибиотики и противовирусные таблетки. Другой посоветовал пить побольше жирных бульонов из баранины, квашеную капусту, сливочное масло и жирный кефир. Благо, нехватки препаратов не ощущалось: мы успели закупиться до всеобщего ажиотажа.
Мама пошла на поправку. Когда стала чувствовать себя лучше, сдала тест на ковид.
Результат оказался положительным. Кто-то из врачей говорил, что она всё ещё заразна, кто-то, наоборот, уверял в том, что здорова. Картина была непонятной для нас. К слову, до сдачи теста мама проболела полтора месяца.
Записаться к пульмонологу мы всё ещё не можем, потому что принимающих нет. Были и те, которым нужно было сначала платить, а на приём идти только через неделю.
За весь период болезни мамы столкнулись с большой нехваткой врачей.
Мы до сих пор не знаем, прошла ли пневмония, и насколько сейчас мама представляет опасность для окружающих. Вопросов много, а ответов нет.
Сначала ковидом заболел дедушка, потом заразились родственники, проживающие с ним. Дедушку мы забрали к себе домой, так как из всех родственников только мама умела ставить капельницу. Временами дедушке становилось совсем плохо. В итоге его положили в больницу, где он пролежал неделю, потом приняли решение забрать его домой. Состояние было плохое, он сильно похудел и дышал с трудом. Казалось, что такой кашель предвещает худшее — смерть.
Было страшно, человек ещё живой, а ты уже готовишься к его смерти. Таких ощущений я не пожелаю никому. Успокаивал себя тем, что дедушке 85 и он прожил яркую жизнь.
В это же время мама заболела гриппом. Она работает в роддоме, поэтому постоянно консультировалась с коллегами по поводу своего состояния. Сдавала тест и делала КТ. Ни ковида, ни пневмонии обнаружено не было, но температура не спадала.
Через три дня её положили в реанимацию, но мы не переставали надеяться на лучшее. Состояние было нестабильным. Сами врачи не понимали, что с ней происходит. Её подключили к ИВЛ. Каждый вечер сопровождался судорогами.
Лечили от ковида, но ни его, ни пневмонии обнаружено не было.
Самое ужасное во всей ситуации — неопределённость. Первое время была надежда, но когда в один из вечеров мне позвонила тётя в слезах, до меня только дошла вся серьёзность ситуации. Она сказала прибраться дома и готовиться к худшему.
В те дни маму перевозили с одной реанимации в другую, все это время я был рядом с ней. Мама плакала и не переставала твердить, что умрёт. В тот же день с больницы она отправляла мне аудиосообщения. Говорила о своих долгах, которые нужно оплатить за неё в случае смерти. Мне было страшно. Оставалось только молить Бога, чтобы он забрал её без мучений, потому что лучше ей не становилось.
В те дни как раз в стране началась паника из-за нехватки препаратов, мы тоже столкнулись с этим. Благо, что я учился в фармакадемии на провизора, а в аптеках работало много знакомых. Только благодаря этому мы нашли нужные лекарства. Увы, без моих знакомых и друзей мы бы не справились. Тогда я понял, как сложно бывает без связей в критические моменты.
Параллельно с мамой заболела тётя, а дедушка пошёл на поправку. В течение четырёх-пяти дней мама пошла на поправку, её состояние нормализовалось. Судороги и лихорадка сохранялись, благо, сейчас всё хорошо. Многие говорили, что болезнь сильно влияет на нервную систему. Наверное, это правда, так как мама стала очень вспыльчивой.
Вывод, который я сделал для себя из всей этой истории, везде должны быть знакомые, а иначе в нашей стране никак.
Мой дядя со стороны мамы и вся его семья — двое детей и тётя —переболели ковидом. Вероятнее всего, первым начал болеть дядя и дети, а тётя Жанар последней. Она была на восьмом месяце беременности, у неё подтвердилась пневмония.
Когда три недели назад нам написали, что тётя Жанар попала в реанимацию, мы сильно перепугались. Из всех родственников первыми бить тревогу начали мы с мамой.
Чтобы хоть как-то сдвинуть всё с мёртвой точки, я решил прибегнуть к помощи родных. Ночью того же дня позвонил дяде по линии отца. Он бизнесмен из Костаная, у которого много связей. Спросил, нет ли у него знакомых в инфекционной больнице Рудного. Может ли он замолвить словечко за нас, чтобы за ней хорошо присматривали. Дядя дал положительный ответ, сказав, что займётся этим утром.
На следующий день он начал отправлять мне аудиосообщения одного из главных врачей инфекционной больницы, где тот докладывал дяде ситуацию. Вот тогда я понял, насколько важно в Казахстане иметь неформальные связи и знакомства, чтобы за человеком начали лучше ухаживать и подходить к работе более профессионально.
Врач сказал, что надо рожать своими силами, либо делать кесарево сечение. Во втором случае был риск летального исхода.
Через несколько дней я получил ещё одно аудиосообщение через дядю о том, что врачи ждут консилиум специалистов из Астаны, Костаная и Рудного. Они должны были решить, что делать дальше. Позже было принято решение рожать своими силами.
Тётю перевезли в роддом. Благо, роды прошли без осложнений, а ребёнок родился абсолютно здоровым, несмотря на восьмимесячный срок. После родов её снова перевезли в реанимацию — борьба с пневмонией продолжалась.
Через их дочь узнали, что тёте Жанар нужен был «Клексан». В Алматы мы нашли только одну коробку в 0.4 мг, а требовалось 0.8 мг. Тогда я обратился за помощью на сайт komek2020. На нашу просьбу отреагировала одна женщина, но коробка с десятью ампулами обошлась бы нам в 40 тыс. тенге, хотя в аптеках стоимость 15 тыс.
Мы решили, что это дорого, и продолжили поиски. В итоге вышли на мамину знакомую в Челябинске. У них мы купили 0.4 мг, а остальное докупили в той алматинской аптеке. Благо, что Костанай и Челябинск расположены близко.
Прошло около двух с половиной недель, и буквально на днях тётю перевели из реанимации в общую палату. Сейчас она чувствует себя лучше, самостоятельно ходит в туалет и принимает пищу. Есть надежда на счастливое разрешение ситуации, и что она совсем скоро сможет взять ребёнка на руки. За весь этот нелёгкий для нашей семьи период, мы поняли, как сложно решать подобные проблемы, не имея связей.
В нулевых, когда я училась в начальных классах, на экраны вышел клип «Жұлдызым» Нурлана и Мурата. В клипе мама главной героини умирает. Каждый раз, когда я смотрела клип, плакала и переживала за неё. Сокрушалась и не понимала, как вообще можно убить чью-то маму. А после шла и обязательно обнимала свою.
С 9 июля 2020 года мне обнимать некого: мою маму убили. Убили не пневмония, Covid-19, а человек. Это произошло в новой модульной городской инфекционной больнице города Шымкент. Та, которая была построена за наши налоги. В больнице, где хорошая инфраструктура, но нет главного для пациентов реанимации — кислорода.
Мама болела недолго, буквально три дня до госпитализации. Температуры, одышки, потери обоняния, болей в груди не было, только слабость. 7 июля мы сделали рентген — пневмония подтвердилась.
Мы сразу же вызвали скорую. Сначала приехал участковый фельдшер. Он проверил сатурацию — 70. Мы во второй раз вызвали скорую. Приехала бригада с кислородом. Дали подышать полчаса и сказали, что требуется госпитализация, так как маму надо подключать к кислороду. Но забирать её скорая отказалась, так как «мест всё равно нигде нет».
Я начала кричать: «получается вы оставите её дома умирать?». Врачи скорой просто развернулись и уехали.
Я посадила маму в свою машину, мы поехали в старую инфекционную больницу в районе Айна базара. Охранник не открывал дверь и, спросив сатурацию мамы, принимать отказался, пояснив, что с сатурацией ниже 90, принимать не будут.
Потом мы поехали в провизорный стационар в политехническом колледже. Когда оказались там, сатурация мамы упала до 43. Они сразу подключили её к кислороду — сатурация поднялась до 88.
8 июля врач сказал, что маме срочно нужна реанимация, а в провизорном стационаре её нет. Он посоветовал ехать в новую больницу в микрорайоне «Асар».
Я снова вызвала скорую, но уже частную (за 15 тыс. тенге), так как маму надо перевозить с кислородом.Они транспортировали маму в «Асар». Там говорили, что принять не могут. Я начала нападать на них. Врач в ответ продолжал говорить, что не может принять. При этом в реанимации было семь свободных мест, но об этом мы узнали позже в прокуратуре.
В этот момент в коридор случайно вышла заведующая реанимацией Айжан. Она подтвердила, что есть два места. Я начала умолять её. Всё это время (около получаса) мама лежала в машине скорой помощи, где уже заканчивался кислород. Врач скорой помощи вытолкнул дверь и начал кричать на заведующую Айжан. У них произошла стычка. В итоге она сделала одолжение и запустила нас.
9 июля в 6:30 утра мы встретились с врачом-реаниматологом Тимуром, который попросил привезти ещё лекарств, хотя накануне ночью мы отдали их в большом количестве — минимум на пять дней. Тимур сказал, что состояние мамы хорошее. Заверил, что через пару дней она уже будет в обычной палате.
Около 11:00 на улицу вышел парень из реанимации. Его мама тоже лежала там, и сказал, что все задыхаются. Младший брат надел защитный костюм и побежал на подмогу в ту же секунду. В коридоре он увидел неприкрытые трупы. Глазами искал маму. Она была без сознания, но веки и язык ещё двигались. Рядом не было ни одного кислородного баллона. Брат начал звать врачей и подходить ко всем, на ком был защитный костюм. Их рядом не оказалось: то были родственники, которые также отчаянно пытались спасти своих близких.
В итоге брат нашёл кислородный баллон, который мы покупали маме лично. По непонятной причине он был подключён к другому человеку. Брат хотел снова подключить маму к этому же баллону, но кислород в нём закончился.
Пока мы все вместе доставали из машины второй баллон, мне позвонили и сказали, что она умерла. Никто официально не сообщил нам о смерти ни в момент, ни после. Мы узнали об этом через знакомую медсестру.
Позже по записям с камер видеонаблюдения увидели, как один молодой человек забрал баллон у моей, ещё живой на тот момент мамы, и подключил к пациенту, лежавшему рядом.
С того дня наш мир перевернулся. Внутри образовалась пустота, а в глазах погас свет. Без мамы, кажется, уже ничего не имеет значения, ценности и смысла. Несмотря ни на что, мой отец, сестра, младший брат и я стараемся держаться только ради младшей восьмилетней сестрёнки.
Она всё ещё не знает правды и ждёт маму из больницы.
С седьмого июля, как скорая отказалась забирать маму, я начала активно писать посты на Фейсбук. По истечении всех произошедших событий эти записи будто стали дневником и получили резонанс среди пользователей сети. Бардак, который сейчас происходит в нашей стране, теперь известен на весь мир. Я планирую дальше рассказывать о своей истории ведущим мировым СМИ, которые просят у меня интервью.
Анализируя всё, что произошло, поняла, что мне страшно жить в стране, где люди в белых халатах убивают, где местные исполнительные органы закрывают глаза на смерть своего народа, а акимы дают ложные сведения о готовности к пандемии.
В итоге мы похоронили маму в день её смерти — вечером девятого июля. На следующий день мне написал пресс-секретарь акима Шымкента и пытался убедить, что в больнице всё есть. Судя по диалогу, они не могли понять, как мы узнали, что баллон забрали. Он задавал много глупых вопросов.
Мои посты достаточно сильно напрягают городской акимат. Они пытаются со мной договориться. 16 июля к нам домой приехал этот же пресс-секретарь и замакима. Они вместе пытались призвать нас к терпению и добавили, что произошедшая ошибка — человеческий фактор. Я отстаивала свою позицию, сказав, что компромисса и прощения не будет.
17 июля в 12:00 у меня состоялась встреча с акимом. Он сказал, что уволил руководителя управления здравоохранения города, но я знаю, что он ушёл по собственному желанию ещё до смерти мамы. Аким пытался убедить меня в обратном. Он также заверил, что уволил главврачей двух ГИБ. Позже в прокуратуре сообщили, что никаких увольнений не было, и подтвердили, что руководитель горздрава ушёл по собственному желанию.
Аким, как и его подчинённые, отныне не вызывают у меня никакого доверия. Если они так нагло врут, глядя в лицо, не представляю, как они принимают обыденные решения.
21 июля мы с братом встретились с прокурором. Ознакомились со всеми результатами проверки комиссии, почти все факты, описанные мной, подтвердились. Прокурор сообщил, что передаст материалы следователю и нас будут звать в ДВД.
Ранее, 17 июля, я встречалась с руководителем антикоррупционной службы Асхатом Жумагалиевичем. Его отдел тоже подключится к проверке. Выяснилось, что при строительстве больницы были допущены грубейшие нарушения: отсутствовал кислород, не хватало медикаментов. До сих пор это становится причиной смерти десятков людей.
19 июля я написала письмо Генеральному прокурору и Президенту страны. Надеюсь, наше дело не останется только на божий суд, а виновные, в частности, медицинский сотрудник, забравший кислород у мамы, будет сидеть в тюрьме. Сейчас активно ведётся следствие и я буду требовать наказания по всей строгости закона.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)
