69+: существует ли секс на пенсии?
В нашем обществе принято считать, что жизнь после 60 лет уже идет на спад. Что происходит с сексуальным желанием у мужчин и женщин в пожилом возрасте — в новом материале из колонки про секс и отношения.
В прошлое воскресенье мы с подругами стояли на крыльце Турксибского РОВД, поджидая освобождения активистов.
Турксибский РОВД, он же фронт-офис полиции, который открылся в начала 2019 года — приятное здание, которое гордо стоит среди бедного района, в переулке, по которому бродят неформальные подростки с энергетиками в руках и пенсионеры, недовольные своими жилищными условиями. (Компании школьников-старшеклассников проходили мимо несколько раз и любопытно смотрели, как мы безответно стучим в закрытую дверь модного фронт-офиса. А к одному из журналистов подошла седая активная женщина, которая начала говорить о плохих условиях в ее коммуналке и о боге.)
Время того воскресенья шло странно, по кривой, будто заплеталось в собственных ногах. То это бесконечное стучание в закрытую дверь, и спокойное, но в глубине души встревоженное лицо охранника в приемной, то бесконечные выяснения: «почему вы удерживаете задержанных более 3 часов?», «трёх часов?», «с момента задержания или с момента прибытия?».
Иногда ворота участка открывались, и, заботливо придерживая рукой, туда впускали каких-то своих, в форме и в гражданском.
Приехал парень, который не знал, куда забрали его жену. За сталью и подчеркнутой вежливостью в его голосе скрывались гнев, грусть, и наверно, страх. Обстановка была одновременно комичной и страшной, когда он настойчиво спрашивал одного из сотрудников в гражданском, как ему выяснить, где супруга. Как будто девушка ушла пообедать с подругами в воскресный день в кофейню, и непонятно где оказалась. Хотя… постойте, так и было.
«Сейчас выйдет дежурный прокурор! — заверил скуластый полицейский в большой шапке мою подругу Айгерим (она успела созвониться с правозащитниками, и те сказали, что нужно требовать дежурного прокурора), — 5-10 минут. Обещаю!».
Я не знаю, верил ли кто-то из нас в эти 5-10 минут, но я уже поймала настрой этого по-кортасаровски замороченного искаженного во времени воскресенья, и «5-10 минут» прозвучали для меня как просто цифры.
Рассказывая о своём ощущении сюрреализма происходящего, я не хочу использовать его как метафору для гнева. Никакого экзальтированного «Боже, да это просто абсурд!». Совсем нет. Этот день дал возможность подумать о том, какие понятия руководят нами, когда мы делаем что-то, что очень близко касается закона, границ государства и общества.
Полиция и образование, знаете, очень похожи. Школа, как и полицейский участок — это система, состоящая из огромного количества ритуалов. Домашние задания, родительские собрания, оценки — то же самое, что протоколы, процессуальный порядок и понятые.
Но если смотреть достаточно внимательно, то за ритуалами можно увидеть настоящую реальность, которая руководит поступками реальных людей. Можно увидеть что ребёнок N очень боится родителей, а учитель N, например, очень хочет получить повышение. И все ритуалы тогда становятся просто инструментами, чтобы эти желания или страхи обслуживать. Ритуалы — это поле, на котором разворачивается битва интересов, характеров, а в лучшем случае — идей.
Мне показалось, что за дурацкими разговорами вокруг полицейского фронт-офиса я тоже вижу настоящую реальность. Реальность растерянности.
У полицейских, которые курили, стоя рядом со служебной машиной, не было сверх-идеи полицейского государства или огромной преданности к существующей власти. Кажется, это были просто люди, которые слегка недовольны тем, что пришлось работать в выходной день. Да и правильно, я тоже такое терпеть не могу.
«Вы нарушаете процессуальный порядок» — моя подруга повторила то, что сказала ей по телефону правозащитница. И как бы мы ни хотели придать этому слову веса своими суровыми, ищущими справедливости лицами, всем было понятно, что наша сверхидея тоже слабовата.
Из полицейских мне больше всего приглянулся Еркебулан.
Мы все стояли прямо на крыльце у входа в офис, когда кто-то, по описанию похожий на обещанного дежурного прокурора, прошёл внутрь.
«Это был дежурный прокурор?» , — спросила Айгерим.
«Возможно», — ответил Еркебулан, худой парень в непропорционально огромной шапке на голове, которая глупо смотрелась под лучами весеннего солнца.
Кажется, мы все рассмеялись от нелепости происходящего.
«Как вы видите себя через пять лет?», — спросила Айгерим.
«А вы? Вы уверены, что вы проснётесь завтра? Никто не знает, что будет через 5 лет. И я тоже не знаю», — вдруг миролюбиво парировал Еркебулан. Его коллега, который улыбался всё время, кивнул:
«Я работал таксистом, работал на барахолке, кто знает, как сложится дальше, может опять туда вернусь, ничего страшного».
Я посмотрела на круглое лицо коллеги Еркебулана и с легкостью представила его на месте водителя Яндекс.Такси.
Если честно, мне очень понравился этот ход мысли наших собеседников-полицейских. При всей своей непредсказуемости в нем была какая-то приятная, надежная приземленность.
Мне вдруг показалось, что вся эта ситуация «противостояния» активистов и полицейских была на самом деле конфликтом разных восприятий времени.
Пока Еркебулан и его приятель рассказывали нам свою жизненную философию, где-то там внутри сидели от 20 до 30 человек, которые смотрели на свою жизнь иначе.
Они тоже не знают, что будет через 5 лет, но идея о том, что мы, все мы, включая Еркебулана, всех его коллег, меня и Айгерим, можем на эту жизнь повлиять, заставила их выйти в воскресный день, чтобы выразить своё мнение о государстве и законах.
Я разделяю оба этих Казахстана, если честно.
Когда я только начала преподавать в школе, 3 года назад, я испытала чувство, которого никогда не испытывала: мне захотелось остаться в этой профессии надолго. Я чувствовала укоренённость и стабильность, спокойную радость от того, что нашла дело, которое так сильно мне по душе.
И хотя моя работа в той первой школе завершилась через 2 года, то чувство было таким глубоким, что воспоминания о нём до сих пор ценны для меня.
Это чувство, которое я бы хотела, чтобы испытывали мои дети по отношению к своей стране. И мне кажется, что это то чувство, с которым выходит на митинги нынешняя молодёжь.
Но это чувство, к сожалению, не оплачивает счета. Счета оплачивает трезвая голова, реалистичный взгляд на мир и реальная польза. Счета оплачивает работа, будь то барахолка, такси или должность в полиции.
Мне кажется, все мы имеем право и на первое, и на второе. Вопрос в том, как это совместить.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)