Организация, созданная еще в советское время, сейчас выполняет научно-исследовательские работы и занимается развитием ядерной медицины, в частности, производством препаратов для диагностики рака.
На сегодняшний день в институте работает около 700 человек. «Степь» поговорила с Дианой Мережко, старшим научным сотрудником лаборатории радиационного материаловедения и Валерией Фирсовой, инженером лаборатории прикладного и теоретического материаловедения об особенностях профессии, развитии атомной промышленности и строительстве АЭС.
(Первое фото — Диана, второе — Валерия)
Валерия: Мое детство прошло в городе Курчатов, близ Семипалатинска. В советское время это был закрытый городок с пропускным режимом, который не указывался на картах — здесь работали над исследованиями в области ядерной программы СССР. Позже, в 90-х годах, он стал открыт и многие специалисты переехали в крупные города. Мои родители также работали в атомной отрасли, но мы переехали в Алматы только в 2001 году.
Несмотря на то, что мои родители атомщики, они не оказывали влияния на выбор моей дальнейшей профессии. Мне еще в школе очень нравилась физика и вся техническая часть, поэтому и выбрала данную отрасль. Думаю, еще тогда у меня складывалось понимание того, что я хочу заниматься наукой и проводить эксперименты, ведь это так увлекательно.
После школы поступила в КазНУ на специальность «Ядерная физика». Обучаясь еще на втором курсе, начала работать в Ассоциации «Ядерное общество Казахстана», где занималась организационными вопросами, но после окончания университета устроилась в интернет-агентство. Тогда считала, что вовсе уйду из отрасли, но спустя четыре года вернулась обратно и получила работу в Институте Ядерной физики.
Диана: Я же впервые задумалась о выборе специальности еще в восьмом классе. В то время жила в маленьком городке Серебрянск и ходила в обычную школу, где мне больше всего нравилось решать математические задачи. Когда мы переехали в Усть-Каменогорск, захотела учиться в городской физико-математической школе. Однако меня даже не допустили к вступительным экзаменам, потому что по мнению педагогов в прежней школе мои оценки могли быть только «липовые».
Обиду пришлось проглотить, а через два года учебы в средней школе я поступила в элитарную физико-математическую школу при Восточно-Казахстанском Государственном Университете.
В этот момент уже четко осознавала, что физика и математика — мое будущее.
На четвертом курсе на международной конференции познакомилась с Кадыржаном Кайратом Камаловичем, на тот момент директором ИЯФ-а. Он поразил меня настолько, что после его доклада об Институте Ядерной физики поняла, что хочу только туда. Тогда же получила от него приглашение на преддипломную практику, после которой выбор места работы передо мной уже не стоял.
Валерия: Я работаю в ИЯФ-е почти два года. До того, как устроилась работать в институт, продолжила обучение и поступила на магистратуру в НИЯУ МИФИ в Москве по специальности «Безопасное обращение с ядерными материалами» и закончила ее этим летом.
В Институте Ядерной физики в основном занимаюсь научной деятельностью — провожу эксперименты на оборудовании, анализирую полученные данные, на основе которых мы с коллегами составляем статьи и выступаем на конференциях.
Лаборатория прикладного и теоретического материаловедения, в которой я работаю, изучает конструкционные и топливные материалы ядерных реакторов. Например, подойдет ли новый материал для создания активной зоны реактора, как долго сможет отработать старый материал, или, скажем, какой новый материал можно использовать в качестве ядерного топлива
Диана: Так как наши с Валерией лаборатории отличаются по специфике и деятельности, мы с коллегами исследуем влияние облучения высокоэнергетическими частицами на свойства различных материалов. Изучая эти процессы можно прогнозировать насколько тот или иной материал может быть использован в конструкции реакторов, на основе чего мы даем свои рекомендации.
Конкурентное преимущество нашей лаборатории в том, что мы имеем доступ к тем материалам, которые эксплуатировались в активной зоне реактора БН-350 из Актау. Это был по-настоящему уникальный реактор, который вывели из эксплуатации в 1999 году. Подобные данные интересны сами по себе, но недавно появился дополнительный интерес со стороны наших американских коллег.
Наши данные ежегодно обсуждаются на крупнейших материаловедческих конференциях. Например, в конце прошлого года доклад по динамическому деформационному старению в облученных материалах мы презентовали на форуме Materials Research Society в Бостоне, США, а уже в августе этого года там же мы представляли свежие данные по образованию феррита в высокооблученных аустенитных сталях на конференции Environmental Degradation.
Диана: К сожалению, в науке Казахстана сейчас большие проблемы с финансированием. У нас в лаборатории почти 20 человек, но лишь трое-четверо работают на полставки, а остальные получают еще меньше. Большая часть оборудования — 80-х годов прошлого века. При этом исследовать наши образцы где-либо в Казахстане, кроме Национального ядерного центра в городе Курчатов невозможно из-за их радиоактивности. Таким образом перед нами закрыты двери лабораторий коллективного пользования, оснащенных более современным оборудованием.
Когда слушаешь доклады зарубежных коллег, невольно вспоминаешь фразу из Алисы: «Чтобы оставаться на месте, нужно бежать». Возникает ощущение, что мы даже не остаемся на месте, а уверенно движемся в обратную сторону.
Еще больше проблема финансирования бьет по молодым специалистам. Зарплата инженеров и младших научных сотрудников в нашей лаборатории составляет от 30 до 50 тысяч тенге. Этих денег с трудом хватает на жизнь даже одиноким, не говоря уже о молодых семьях. В результате после нескольких лет выживания молодые и перспективные сотрудники уходят в коммерцию.
Кроме того, у нас ограничен доступ к информации. По современным требованиям научный сотрудник должен использовать в работе литературные источники не старше 5 лет, опубликованные в ведущих мировых изданиях. То, что есть в библиотеке нашего института либо свежие Российские и Казахстанские статьи, опубликованные в низкорейтинговых журналах, либо дремучие 70-80-е годы.
Диана: Я раз 5-6 порывалась уйти отсюда, но затем приходит подлая мысль: «А что еще делать, если не заниматься научными исследованиями?».
Если проводить аналогии, можно сказать, что наша деятельность как лента Instagram — мы ее прокручиваем бесконечно, потому что она не заканчивается, и каждый раз интересно узнать что же скрывается дальше.
Валерия: Когда после интернет-агентства я вернулась в атомную сферу, сразу почувствовала глоток свежего воздуха. Каждый рабочий день провожу с вдохновением, потому что понимаю, что мы с коллегами занимаемся той сферой, которая несет свою пользу для страны и науки.
Также мне нравится то, что в нашей сфере важно всегда развиваться и повышать свою квалификацию. Мало просто владеть техникой, необходимо уметь анализировать полученные результаты и следить за актуальными тенденциями зарубежных коллег, чтобы быть в курсе открытий нашей отрасли.
И конечно, всегда есть надежда на то, что атомная промышленность еще будет играть большую роль в научном мире.
Валерия: Речь о строительстве АЭС заходит уже не первый год, даже не первый десяток лет. Одной из причин беспокойства населения является человеческий фактор. Жители волнуются, что сотрудники, операторы станции могут сделать что-то не так, допустить ошибку, что приведет к аварии, как это было с Чернобыльской АЭС.
Однако работая в данной сфере, вижу, что коллеги ответственно относятся к своей работе и соблюдают правила радиационной безопасности — одевают положенную спецодежду, применяют средства индивидуальной защиты. Работа же проводится под наблюдением дозиметриста, который следит за тем, сколько времени можно работать с активностью. По окончанию проводится уборка рабочего места, проводится дезактивация инструментов, оборудования, помещения.
Диана: Я считаю хорошим начинанием строительство АЭС в Казахстане. Конечно, мы получаем сравнительно недорогую энергию от сгорания угля и нефти, но это невозобновляемые ресурсы, которые бы хотелось оставить потомкам. Отходы от них большие, что создает высокую нагрузку на экологию. Солнечные батареи и ветряные мельницы — это здорово, но их экономическая эффективность пока остается под вопросом. Кроме того, эти альтернативные источники энергии обладают сезонностью и крайне невысокой плотностью.
Мне кажется, что страх населения перед АЭС основан на том, что опасное ионизирующее излучение невозможно увидеть или почувствовать. Так, люди не боятся жить рядом с ТЭЦ, которые убивают их медленно, или, например, АЗС. Ведь пожар на АЗС видно за километр и можно убежать.
Не смотря на то, что радиационный фон в поселке около ИЯФ всегда в норме и контролируется специальными службами, жители поселка связывают с нашим исследовательским реактором все возможные явления.
Однажды, будучи студенткой, я услышала разговор двух бабушек, которые говорили: «Снег пошел — опять реактор виноват!» А то, что на дворе был декабрь, никого не волновало — всегда виноват наш реактор.
Страх перед строительством АЭС абсолютно иррационален и сравним с аэрофобией, так как современные ядерные электростанции обладают двойной защитой — от человеческих ошибок и отказа автоматики. Сейчас реакторы интенсивно строят в в Канаде, России, Турции, Китае, Франции. Будет крайне печально, если Казахстан откажется от строительства АЭС по идейным соображениям.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)
