Зачем городам мастер-планы: интервью со Светланой Бугаевой
В новом материале мы побеседовали с Светланой Бугаевой, архитектором и директором филиала компании «База 14» в Казахстане, а...
Гульназия Арон — практикующий психотерапевт. Первое образование она получила в области неврологии и, как сама делится, к своей профессии пришла в любви и осознанно.
С пятого класса Гульназия осознанно лелеяла мечту стать хирургом, во время учебы в мединституте города Актобе вызывалась ассистировать на ночных дежурствах, последовательно работала не покладая рук и была глубоко убеждена в том, что станет большим специалистом. Параллельно с учебой Гульназия вышла замуж и родила сына.
18 августа 2010 года она приехала в Алматы, чтобы поступать в резидентуру и снова получила грант на обучение. На следующий день в результате семейно-бытового конфликта Гульназия выпала из окна четвертого этажа, из-за чего ее позвоночник оказался раздроблен, врачи сказали, что девушка никогда больше не сможет ходить, а вся жизнь в буквальном смысле разделилась на «до» и «после». По просьбе героини этот эпизод ее жизни в дальнейшем материале мы будем называть «инцидентом».
Вопреки прогнозам специалистов, сегодня Гульназия самостоятельно передвигается, полноценно работает и воспитывает двух девочек, которых смогла родить наперекор врачам уже после произошедшего, а в прошлом году впервые за 11 лет станцевала на своей второй свадьбе.
Мы встретились с Гульназией и поговорили о том, как сила воля и упертость характера помогли ей встать на ноги, а инцидент стал толчком на пути к становлению психотерапевтом, почему она не стыдится говорить об измене и какие «красные флаги» в отношениях легко пропустить, если придумывать в голове красивую картинку любви.
— Расскажите, почему итогом вашей учебы стала неврология, а не хирургия и как это привело к практике психотерапии?
— Я поступила в медицинский институт города Актобе наперекор своей семье и отстояв собственную мечту. Но когда пришло время выбирать более узкую профессию, мои будущий первый муж и отец решительно выступили против, и я была вынуждена их послушать.
Думаю, что с отцом еще можно было справиться, но идти против мужа было нереально — будучи патологическим ревнивцем, он возражал против работы в хирургии, потому что это преимущественно мужская сфера деятельности.
По молодости я сдалась и выбрала вторую импонирующую мне специализацию — неврологию, о чем никогда не жалела.
В 2004 году психологи и психотерапевты были неким табу, поэтому люди с ментальными проблемами зачастую обращались к неврологам. Именно поэтому я считаю, что мне не пришлось кардинально менять свою профессию, ведь с такими диагнозами, как маниакальный психоз, депрессии, неврозы, биполярные расстройства и многим другим я, как врач, сталкивалась еще в начале своего карьерного пути. Сертифицированным и дипломированным психотерапевтом я начала работать уже после моего замужества и рождения двоих дочерей.
— С какими последствиями инцидента вам пришлось столкнуться? Вы помните, как себя ощущали?
Меня парализовало на два года, я получила пожизненную инвалидность первой группы и просто выпала из жизни. У меня нет позвоночника, вместо него теперь установлен титан. Врачи сказали, что я никогда не смогу ходить. Теперь я четко понимаю, что никогда не верила и не соглашалась с этим, полностью отрицая инвалидную коляску.
Хорошо помню, как накануне случившегося я в последний раз бежала по лестнице на 12 этаж университета имени Сатпаева, чтобы сдать экзамен. Я чувствовала себя такой счастливой, легкой и свободной, что не могла ждать лифт.
В то время я жила со своим первым мужем, поэтому поступление в Алматы было для меня глотком свежего воздуха — я спала и видела, как буду делать то, что хочу. До инцидента я также увлекалась бегом — это то, что всегда помогало мне справляться с трудными жизненными ситуациями и служило своего рода медитацией.
На протяжении месяца после инцидента я лежала в калкаманской больнице в отделении нейрохирургии и, полностью понимая всю тяжесть сложившейся ситуации, не соглашалась с тем, что никогда больше не буду ходить. Жизнь резко разделилась пополам, и я начала много переоценивать и переосмысливать.
Оглядываясь назад, я могу сказать, что находилась в глубокой депрессии, которую переживала по-своему. Особенность моего характера заключается в том, что я не могу долгое время находиться в печали, но, несмотря на это, были и моменты, когда я просто отворачивалась в стену, плакала и больше никого не хотела видеть.
Нейрохирургам, которые меня оперировали, я говорила, что когда-нибудь станцую — и сделала это в прошлом году.
— Что помогло вам справиться и не потерять надежду?
— Выбираться из всего этого мне помогали мои упертость и сила духа. Конечно, большую роль сыграла и поддержка родственников. Не могу сказать, что было легко, ведь мы много ссорились и конфликтовали.
Помню, как, вернувшись из больницы, я не давала им даже стелить мне постель — хотела все делать сама несмотря на то, что мне, полностью парализованной ниже пупка, застелить простынь удавалось только за несколько часов.
В тот момент я жила на восьмом этаже и каждый раз, когда никого не было дома, заставляла себя отрывать ноги и ползком спускаться по лестнице на первый этаж. Потом, отдышавшись, я подобно гусенице поднималась обратно. Даже просто выползти из своей комнаты, найти ключ и дотянуться до замочной скважины требовало огромных усилий.
От постоянного трения о ступеньки на ногах у меня были язвы, ссадины и раны, но это занятие помогало лучше психотерапии. Я плакала пока спускалась вниз и плакала пока поднималась, но вместе с тем чувствовала удовлетворение от того, что не лежу просто так.
Долгое время я не могла ходить в туалет самостоятельно, поэтому мне устанавливали катетер. Однажды мы с сестрой сильно поссорились, и она ушла, не оказав мне помощи. Помню, как спустя время, не в силах терпеть боль от невозможности мочеиспускания, я сгибалась, чтобы найти свою уретру и самостоятельно вставить катетер. Через подобные сложности я научилась сама пользоваться катетером и урологическими прокладками, которые из-за нарушения тазовых функций помогают мне и по сей день.
Я верю в маленькие шаги, которые, несмотря на их кажущуюся бессмысленность, спустя время дают большой результат.
Когда я твердо сказала, что никогда в жизни не сяду в инвалидную коляску, мне наняли специального массажиста-иглотерапевта из Китая, который занимался мной на протяжении почти года — 15 дней он ставил иглы, а следующие 15 — заставлял вставать на четвереньки, а потом и на ноги. Я ругалась на него и материла, но уже через два месяца смогла встать на четвереньки, обретя опору на колени. Дома соорудили шведскую стенку, за которую я цеплялась руками и заставляла ноги работать, перенося на них свой вес.
Меня записали в бассейн, потому что в воде стоять было легче. Тренер, у которой я плавала, занималась подготовкой олимпийской сборной и никогда не выделяла меня среди остальных и не жалела.
Выходя из бассейна, я ползком добиралась до душа и раздевалок. Помню, как девочки вокруг удивлялись, что во всей этой ситуации я еще могу улыбаться и шутить.
Дома успели побывать множество емші и экстрасенсов — настоящий казахский вариант лечения. *смеется* На самом деле не хочу умалять вклад других людей и не говорю, что мое выздоровление — только моя личная заслуга. Сработало все вместе.
В какой-то момент я начала вставать на ноги с помощью двух костылей. Помню, как упала с высоты костылей и успокаивала себя тем, что «это хотя бы не четвертый этаж».
А мой нейрохирург шутил, что, если я еще раз упаду, то могу разбить себе все, но только не эту конструкцию из титана, которую вживили в мой позвоночник. Это, правда, немного успокаивало.
Во многом помогало то, что, несмотря на все падения, я вставала обратно. Да, падала, но сотни раз поднималась обратно.
Со мной также занимался врач-психиатр, которая посоветовала мне забыть все, что я знаю о неврологии, потому что профессиональные знания мешали моему выздоровлению. Действительно, я не могла перестать думать о фатальности исхода, о том, что восстановление проходимости спинного мозга — это что-то из области фантастики.
В то время как нейрохирург посоветовал мне не тешиться пустыми надеждами и как можно скорее сесть в коляску, психиатр сказала: «Забудь все, что ты знаешь. Я на твоей стороне. Если ты веришь, что сможешь ходить, давай попробуем добиться этого».
Было приятно понимать, что кто-то верит в твой успех, и даже жалобные взгляды родственники начали восприниматься по-другому.
— Когда и как вы решили вернуться к профессиональной деятельности?
— Как только встала на ноги. Я знала, что вернуться к работе будет приятно, потому что через призму собственных травм я начала понимать свою профессию еще лучше, узнала много новых деталей и нюансов благодаря самой себе.
Я осмелела как врач и понимала, что теперь могу помогать людям еще качественнее, чем делала это до.
Самореализация лечила меня, а осознание того, что, даже будучи немощной и слабой, я все равно полезна и социализирована, мотивировало. К тому же, долгое время я экономически зависела от родителей, а с приходом финансовой независимости стала чувствовать себя гораздо лучше. Я не хотела быть им обузой.
— Давайте поговорим о вашем браке. Расскажите, как вы себя ощущали будучи замужем в первый раз?
— Мой первый брак был по любви, но сейчас я понимаю, что нарисовала образ, которому он не соответствовал. Я выросла на красивой картинке любви своих родителей — отца-сироты и мамы из зажиточной семьи, которые познакомились еще в школе и с девятого класса писали друг другу любовные письма. К тому же с пятого класса я читаю классическую литературу и верю в красивые истории любви, основанные на уважении, доверии и принятии друг друга.
Суровая реальность заключалась в том, что я вышла замуж за человека, который в плане финансового состояния, особенностей менталитета и интеллектуального развития не соответствовал моему уровню.
Когда я стала замечать, что моя картинка в голове не имеет ничего общего с реальностью, то не смогла вовремя с этим смириться и упорно убеждала себя в том, что это исправимо. В этом моя фатальная ошибка.
Первый раз он поднял на меня руку еще до свадьбы и выбил зубы. Тогда я не ушла, потому что пыталась убедить семью и друзей в том, что это настоящая любовь да и давать заднюю, когда уже назначен день свадьбы, было стыдно.
Другим немаловажным фактором было примитивное убеждение в том, что выходить замуж нужно только за того человека, с которым ты в первый раз вступила в интимную близость. А девственность я потеряла именно с ним в 24 года. Сейчас думаю, что могла бы и пораньше. *смеется*
Вот, как мы оказываемся в плену убеждений и одним стереотипом можем испортить себе всю жизнь. Конечно, ничего смертельного в том, что твой муж — не первый твой мужчина, нет, но для меня — девушки из традиционной семьи — все в совокупности сыграло важную роль.
— Когда брак стал превращаться в насилие?
— Оглядываясь назад, я понимаю, что элементы нездоровых отношений присутствовали всегда.
Я была видной девушкой, окончила школу на красный аттестат, а мединститут — на красный диплом и всегда была уверена в своей профессиональности и неотразимости, но элементарных «звоночков» в упор не замечала.
Не понимаю, почему я терпела, когда меня били. Возможно, причина была в том, что об этом было не принято говорить и мне было стыдно идти к родителям и просить о помощи. Полного понимания того, что я не заслуживаю такого отношения, тогда не было. Я осознавала, что так нельзя, плакала и кричала, но мыслей о том, чтобы собрать вещи и уйти, даже не возникало.
Идеализированная картина в голове говорила, что за брак надо бороться.
И я боролась, оправдывая его и виня себя за строптивый характер. Меня сложно назвать восточной женщиной, потому я всегда остаюсь при своем мнении, зачастую могу быть резка, всегда сама знаю, как нужно поступать и на мои решения сложно повлиять.
Я никогда не видела себя стирающей носки, сидящей дома и рожающей детей.
Помню, как однажды отец даже спросил меня: «Если ты так хотела заниматься наукой, зачем ты вышла замуж?».
Картины жизни меня и моего бывшего супруга в корне не совпадали — просто ни он, ни я этого не видели. Каждый хотел делать по-своему. У меня не хватило ума уйти, а у него не хватило мудрости не переделывать меня — в особенности рукоприкладством.
Он требовал, чтобы я носила платок и ревновал до такого абсурда, что не отпускал на рабочие вызовы и приходилось ждать, когда он придет, чтобы сопроводить меня. Бывало, приходил ко мне на работу и избивал там же, если не находил на своем рабочем месте в кабинете.
Сейчас я гадаю, я была настолько терпелива или садомазохистична?
Теперь я мыслю более трезво и понимаю, что чем больше замалчиваешь, тем хуже становится. Сейчас мне не стыдно признать, что, будучи воспитанной в интеллигентной семье и являясь образованной и умной женщиной, я терпела нечеловеческое отношение.
Проблема отношений была еще более усугублена тем, что он был моим первым мужчиной, до которого опыта долгосрочных отношений не было. Я искренне верила, что выйти замуж за первого встречного и прожить вместе до глубокой старости можно, если он — твоя судьба.
— К инциденту привели регулярные акты насилия или был определенный повод?
— После шести лет брака в наших отношениях начался кризис. Тогда я осознала, что брак уже не тот и я с ним не справляюсь, чувствовала себя эмоционально опустошенной. На фоне этих смешанных чувств встретила и полюбила другого человека. По этой причине какое-то время я испытывала чувство вины за то, как он со мной поступил.
Но, вне зависимости от того, будут мои чувства к другому мужчине взаимны или нет, я понимала, что моему браку уже конец. Сейчас признаваться в этом уже не стыдно: инцидент произошел, потому что я изменила своему мужу.
Это была ошеломляющая история для региона, откуда я родом. Если бы я по-прежнему жила там, меня бы уже давно забили камнями.
— Вы легко получили развод?
Я оформила документы на расторжение брака, когда в очередной раз захотела продолжить учебу и улетела в Астану поступать на грант. Муж не смог с этим справиться.
В ноябре он приехал за мной, надел на голову мешок и силой удерживал взаперти 21 день, в течение которых заставлял меня нотариально отказываться от всего, что у меня было — от квартиры, машины и всего совместно нажитого имущества.
Таким он озвучил свое условие для того, чтобы разрешить мне спокойно уйти из семьи и в дальнейшем не препятствовать моему общению с сыном.
По факту этого так так и не случилось. Я сбежала благодаря тому, что мужчина, с которым у меня был роман, нанял мне вооруженную охрану и помог. Кстати, сейчас он является моим мужем. Понимаю, что звучит как сюжет для сериала, но все так и было. *смеется*
Знаете, после всего, что я пережила, когда произошла та история с Баян Есентаевой, мне даже не показалось это чем-то необычным.
И ничего не могло остановить меня от учебы, поэтому после освобождения я почти сразу вернулась в университет. Четко помню, как после моего трехнедельного отсутствия декан спросил: «Слушай, в каком мире ты вообще живешь?». Оказывается, бывший муж позвонил ему и требовал моего отчисления, заявив, что я выкрала крупную сумму денег.
После этого к первому мужу я не возвращалась и сын остался жить у него, а я потеряла все.
— Какие у вас сейчас отношения с сыном?
— Когда бывший муж женился во второй раз и его супруга родила, я наивно полагала, что с появлением других детей он все-таки разрешит мне общаться с моим сыном, но я ошибалась.
Я много раз пыталась наладить связь, но однажды на сеансе у психотерапевта мне сказали: если ты любишь сына, не надо его разрывать.
Я поняла, что, если сейчас буду бороться за него, то станет только хуже. Первый раз он испытал огромный стресс во время инцидента. Через пару лет я ушла, бросив его с отцом. В дополнение к этому суд за право опеки — это было бы слишком.
Тот стресс, который можно осилить в его возрасте, и так превышает норму.
Поэтому я решила просто дать время и позволить всему идти своим чередом. Не могу сказать, что мне было легко или что мне легко сейчас, но я не сдаюсь. Мама общается с моим сыном и рассказывает о нем. На мои сообщения он не отвечает, но я даю ему право игнорировать, злиться или не соглашаться со мной.
— Я правильно понимаю, что после всего, что вы пережили, ни одного заявления на бывшего мужа в полицию написано не было?
Да, ни одного заявления я не писала.
— Есть ли на это веская причина?
Я думаю, что обращаться в полицию стоит, если вы осознаете, что не справляетесь сами, а перед этим надо использовать все способы, чтобы помочь себе самой.
У меня были методы, и сейчас я не жалею о том, что не обращалась в полицию. Я жалею о том, что не смогла отстоять себя сама и что так много терпела и так много ему позволяла. Мне больше обидно за себя.
— Какие детали вы отнесли к «красным флагам» отношений, которые не всегда бросаются в глаза, но заслуживают внимания?
Когда ты все время живешь не так, как тебе хочется, тебе некомфортно говорить о своих чувствах и ты начинаешь что-то скрывать от близкого окружения, потому что не чувствуешь себя в безопасности и боишься, что осуждения и непринятия.
Если ты начинаешь ощущать, что не можешь расслабиться в отношениях, а должна быть постоянно начеку, то это оно.
Еще я бы стала наблюдать за эмоциональным фоном и состоянием организма. Задайтесь вопросами: хожу ли я постоянно раздраженная и подавленная, приносит ли мне что-то радость или вместо того, чтобы жить постоянно хочется спать? Мы можем пропускать «красные флаги», но тело всегда подсказывает, если что-то идет не так.
— Что бы вы посоветовали женщинам, которые сейчас находятся в схожей с вами ситуации?
— Сложно рекомендовать что-то другим, потому что я понимаю, как легко посторонним говорить «Уходи от него» и как много внутренних сомнений и чувств переполняют этих женщин. Понимаю, что в такие моменты они не могут опираться на самих себя. Я бы обратилась к ним с другим посылом.
Никогда не забывайте, что самое ценное, что у вас есть — это вы сами. Вы заслуживаете получать нечто большее, если вас что-то не устраивает. Вы имеете право на ту жизнь, которую хотите.
Не думаю, что осуждением или указанием того, как надо кому-то жить, мы достигнем хорошего результата борьбы с насилием. Нами должны двигать самоподдержка и любовь к самой себе. Важно научиться говорить о своих чувствах и не находиться там, где тебе некомфортно, уж не говоря о моментах, когда тебя бьют и ограничивают в твоих чувствах и желаниях.
— Что вы можете сказать о своей жизни сейчас?
Видите, как все обернулось. Моя история во многом противоречит устоявшемуся мнению общества. Ради меня мой нынешний муж оставил свою семью, а я — свою, и мы начали жить вместе. От него я против воли врачей самостоятельно родила двоих детей.
Только спустя 11 лет я могу устойчиво об этом рассказывать, потому что четко понимаю, что никто не имеет права меня осуждать.
Я несу ответственность за свои действия сама, не спрашивая чужого совета, одобрения или осуждения. Это моя жизнь — как могла, так ее и строила.
В конце концов у меня есть семья, отношения и уровень жизни, которых я хотела и к которым стремилась изначально, но пришла только сквозь трудности. Я не хотела бросать сына, не хотела изменять и причинять кому-то боль, но так случилось. И, если кто-то пройдет похожий путь другой дорогой, я буду только безмерно за него рада.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)