Насиба Байматова — ученая-химик, которая изучает вопросы экологии, разрабатывает методики измерения загрязнения воздуха и занимается популяризацией науки. Все три ступени обучения она заканчивала в КазНУ им. аль-Фараби, проходила стажировки в Америке, Индии, Индонезии и в 2017 году выступила на конференции tedX Almaty, подняв вопрос экологического состояния воздуха в Алматы.
Сейчас она работает в лаборатории «Экология биосферы», является постдокторантом и преподавателем в КазНУ им. аль-Фараби на кафедре аналитической, коллоидной химии и технологии редких элементов и экспертом фонда AirVision.
В школе любимым предметом было природоведение, но никогда не задумывалась стать ученым — мечтала быть космонавтом. После того, как я поступила в университет, я начала работать в лаборатории и, начиная со второго курса участвовала научных проектах. Понимание, что точно хочу заниматься наукой пришло только на докторантуре.
В магистратуру я поступала в 2009 году, когда в стране был кризис и я пошла туда по накатанной — как все. Думала, поступлю, два года поучусь и повышу свою квалификацию — все-таки степень полученного образования тоже сказывалась на уровне зарплаты.
Насчет поступления в докторантуру я долго думала, поступила туда через год после окончания магистратуры.
Тогда я поняла, что мне нравится решать научные задачи, задавать вопросы и получать на них ответы.
На магистратуре на стажировку съездить не удалось из-за того, что я попала под экспериментальную программу, и мой срок обучения сократили до года. Однако на докторантуре я съездила на две стажировки к своему зарубежному научному руководителю в университет штата Айова в Америке, в этих поездках проводила исследования, где уровень науки отличается существенно. Бывало, что работала по 20 часов в день, потому что были все условия и мне было интересно. Третью стажировку я провела там же, потому что вошла в список десяти казахстанских ученых, которые получили CRDF — грант американского Фонда гражданских исследований и развития от США. Эти три стажировки дали мне импульс для понимания того, что мне действительно интересна наука, несмотря на отношение к науке в Казахстане.
Я химик по образованию, но мои исследования связаны с проблемами в экологии. Экология — очень обширное, междисциплинарное направление, которым могут заниматься физики, химики, экологи, географы и т.д. Мои исследования направлены на разработку простых и доступных методик анализа органических загрязнителей в объектах окружающей среды: воздух, вода, почва для мониторинга. Чтобы определить соединения и то, насколько они вредны для человека и окружающей среды, нужно определить их концентрацию. Так как мы развивающаяся страна, многие методики, которые применяют в развитых странах, дорогостоящие и не доступны для нас.
Методики, которые используются у нас, к сожалению, устаревшие — мы их используем с советских и постсоветских времен и поэтому их применение не дает точных данных. В рамках своей диссертации я разработала две простые и эффективные методики определения летучих органических загрязнителей: одну для выхлопных газов и другую для атмосферного воздуха.
В развитых странах как США, когда сталкивались с проблемами загрязнения воздуха, в первую очередь собирали данные и проводили мониторинг в течение двух лет и только после этого принимали меры. У нас все наоборот: сначала принимаем меры, а потом смотрим на то, как это повлияло на качество.
Методики направлены для измерения летучих органических соединений, например, бензола. Бензол является канцерогеном первой группы и опаснее, чем остальные загрязнители воздуха. Определять бензол в воздухе — довольно сложная задача и поэтому на данный момент его показатели не контролируются: оборудование дорогое, трудоемкий процесс и их тяжело определить в воздухе без помех или ложноположительных результатов. По концентрациям, которые мы определили разработанными нами методиками, по бензолу мы находимся на уровне Китая — города Чанджа и Индии — Нью-Дели.
Важно учитывать, что в Алматы проживает всего около двух миллионов человек и по сравнению с 22 миллионами в Нью-Дели это большая цифра и катастрофичная ситуация.
Сейчас Казгидромет мониторит другое не менее канцерогенное органическое соединение — бензапирен. Мы на связи с этой организацией, планируем выйти на новый уровень, однако это требует большого количества времени, усилий и финансирования.
Показатели окружающей среды контролируются Казгидрометом — единственным уполномоченным органом в Казахстане, который отвечает за мониторинг объектов окружающей среды. Мы с коллегами не отвечаем за контроль и мониторинг окружающей среды — только разрабатываем простые методики для оценки.
В Казахстане ученые никогда не были в приоритете. Только в последнее время выделяется большее финансирование и уделяется больше внимания науке. Думаю, пандемия тоже сыграла свою роль — люди осознали, что за учеными будущее.
Могу сказать, что последние два года, с тех пор как пришел новый министр Асхат Канатович Аймагамбетов, положение науки стало улучшаться. Например, за прошлый год у нас было пять конкурсов на научные проекты. Раньше он проводился раз в три года — и если ученый не выигрывает финансирование, то следующие три года он сидит без денег.
Последние несколько лет на науку выделялось 0,09% ВВП, сейчас мы достигли уровня 0,19%. К 2025 году министр обещает, что мы достигнем 1% ВВП. Для сравнения, в развитых странах на науку ежегодно выделяется 6-9% ВВП.
В те моменты, когда у нас не было проектов, приходилось искать финансирование от государственных и, чаще, от негосударственных компаний. Например, работали с нефтеперерабатывающими заводами, где проводили исследования качества воздуха в городе Атырау.
У нас есть несколько альянсов ученых, в одном из которых, — young researchers alliance, я состою. Он создан учеными из Назарбаев Университета, председателем является Асия Ермухамбетова. До пандемии мы собирались вместе в неформальной обстановке, обсуждали актуальные вопросы, исследования и тенденции развития науки. Также есть общество Galymtany, на котором участники могут презентовать свои исследования и обмениваться опытом. Очень помогает общение с коллегами из других университетов, лабораторий и сфер — кто-то мог сталкиваться с теми же проблемами и найти решение.
Из официальных сообществ есть «Совет молодых ученых», который был организован с приходом нового министра образования.
У нас на самом деле в стране очень мало ученых — всего около 22 тысяч, а активных, которые занимаются популяризацией науки и продвигают проекты, еще меньше.
Могу сказать, что даже будучи не в одной сфере деятельности, мы, ученые, примерно знаем друг друга в лицо. Думаю, что это очень плохая тенденция.
Также являюсь членом Национального научного совета, в котором рассматриваются конкурсные заявки, поступающие после рецензирования зарубежных экспертов. Например, в мои компетенции входит проверка проектов по направлению «Рациональное использование водных ресурсов, животного и растительного мира, экология». После этого мы даем свою экспертную оценку, которая суммируется с оценкой зарубежных ученых. По ранжированному списку далее выдается финансирование выигравшим проектам. Это волонтерская работа, но из плюсов могу выделить то, что я постоянно в курсе всех последних разработок в исследуемой сфере, а также состоянии и качестве работ в стране, особенно в регионах.
Ученых в стране, которые занимаются популяризацией науки, очень мало, потому что у ученых банально не хватает времени из-за бумажной бюрократии.
Популяризация науки важна, потому что в основном финансирование на проекты выделяется из бюджетных денег, из наших с вами налогов и то, чем занимаются ученые, должно быть достоянием общественности.
Я этим занимаюсь, чтобы мои исследования понимали больше людей: в проблемах качества воздуха все хотят вставить свое экспертное мнение, но есть очень много нюансов, где без знания деталей всей картины не понять. Поэтому я стараюсь максимально понятно и качественно объяснить это людям.
Это занимает очень много времени и сил, которые можно было бы потратить на написание статей, работу над исследованиями или отдых.
Думаю, что в такой работе очень важно правильно доносить информацию: агрессивный подход только оттолкнет и обидит людей. Мягкая подача, наоборот, ведет к тому, что тебя начинают слушать и понимать. Например, когда говоришь, что человек в неделю в среднем потребляет пять микрограмм пластика — это дебетовая карта, не все сначала верят, но потом начинают задумываться.
На какой-то встрече в Clubhouse один из спикеров рассказывал, что в горах собирал мусор и сжигал его из лучших убеждений. Я ему говорю: «А вы знаете, что вы себе сократили жизнь на два месяца-год из-за того, что подышали тем, что вы сожгли? Мусор нельзя сжигать — его надо сортировать и перерабатывать». Понял, обещал больше так не делать.
Такие вещи надо объяснять в школе, поэтому я никогда не отказываюсь, когда меня зовут в школы или детские сады. Надежда на младшее поколение: детям можно еще вложить знания, а со взрослыми сложнее работать. Мне кажется, что у молодого поколения совсем другое мышление, они более продвинутые.
Про экологию я рассказываю студентам, стараюсь поднимать уровень их знаний. Считаю, что в школах и университетах должно быть качественное экологическое образование — без этого ситуация улучшаться не будет. Особенно если учитывать то, как наши люди относятся к животным, бесконтрольно рубят деревья и оставляют мусор.
Нас на Земле уже так много, что если мы сейчас не начнем бережно относиться к окружающей среде, то завтра сами же от этого пострадаем.
Я вижу, что много девочек и мальчиков оканчивают школу и не знают что им делать. У меня у самой не было ролевой модели, того человека, который мог бы мне что-то посоветовать. Если хоть один человек выберет стать ученым после моих лекций или статей, для меня это будет большой радостью.
Настоящий ученый должен гореть наукой. Могу привести пример. Моя студентка во время выполнения своей дипломной работы участвовала в проекте, в котором были эксперименты, которые длились по 12-16 часов и иногда следующий этап мог выпасть на день, иногда — на ночь. А в то время еще везде стояли заборы. Чтобы попасть на работу, она иногда перелезала через забор ночью. Ее будущий муж говорил, что это ненормально, но думаю, все мои коллеги не от мира сего.
Главное правило — никогда не отчаиваться и не опускать руки. В казахстанской науке очень много препятствий и очень легко сдаться, если сравнивать себя с зарубежными учеными.
Раньше считалось, что чтобы быть ученым, надо очень хорошо знать предмет, но сейчас только знания отходят на второй план, по моему мнению. Почти вся информация доступна в интернете — было бы желание ее прочитать. Критическое мышление для ученого самое важное, потому что нужно не только потреблять информацию, но и анализировать и правильно интерпретировать. Для его развития нужно много читать и общаться с умными людьми и потреблять качественный контент. Думаю, универсальных советов для развития этих навыков нет — иначе все были бы уже профессионалами в своей сфере. Также нужно быть терпеливым и добросовестным — соблюдать принципы академической честности и этический кодекс, не подгонять данные исследований.
Командная работа очень важна. Если вам встретится ученый, который говорит, что всего добился сам — это совсем не ученый. Самые важные достижения в науке — командная работа.
Умение решать проблемы, гибкость — ты должен быть готов к тому, что придется прыгать через забор ради науки. Ты, конечно, можешь этого не делать, но надо помнить, что рынок науки очень конкурентный и завтра кто-то вместо тебя может провести эти исследования. Учитывая, что Казахстан — это развивающаяся страна, нам нужно очень много работать, чтобы быть конкурентоспособными на мировом рынке. В Казахстанских реалиях можно быть №1, но нужно стремиться делать науку, которая будет важна для всего мира, а не только Казахстану.
Поэтому и соревновательную жилку в себе тоже надо беречь. Желание получить результаты и быть первым важно, и его не надо путать с соперничеством.
Также надо быть риск ориентированным и быть всегда готовым, что что-то пойдет не так. Например, в прошлом году из-за пандемии у нас было много рисков и форс-мажоров, когда лаборатории закрывались, а работа не ждала. Нужно быть готовым, к такому, чтобы не сойти с ума от стресса, выгораний и нарушенных планов.
Уверена, что этим навыкам можно научиться легко, но главнее — иметь желание заниматься исследованиями.
Сама я эти навыки осваивала методом проб и ошибок, сейчас стараюсь предостеречь своих студентов от своих ошибок.
Мужчины часто не желают воспринимать женщин в науке как равных. Меня удивляет, что по конституции и закону у женщин есть все права, но в реальной жизни с этим все еще есть проблемы. За рубежом я не чувствовала таких ограничений.
Были моменты, когда мне на работе говорили «женщина знай свое место» или к ученым-мужчинам обращались «коллега», а мне говорили «қызым».
К сожалению, это происходит часто. Надеюсь, молодое поколение поймет, что так делать нельзя. В науке нет пола, возраста или нации. Думаю, одна из причин состоит в том, что у нас мало ученых средних лет: в начале 90-х многие уехали из Казахстана и сейчас у нас в стране есть молодые ученые и ученые старшего возраста. Однако скорее всего и в других сферах такое тоже распространено и с сексизмом женщины сталкиваются не только в науке.
Я всегда говорила, что хочу Нобелевскую премию, но думаю, что это что-то из области мечты. Хочу развиваться дальше, расти, создавать свою лабораторию, получить степень профессора.
Честно сказать, я мало читаю художественной литературы из за отсутствия времени, больше научных статей. Много лет назад читала художественную и популярную литературу типа «Шантарам». Тогда мне нравилось, но думаю, что эти книги были мне навязаны обществом. Сейчас могу посоветовать «Краткая история науки» и «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!».
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)
