Американец, арестованный в Казахстане: «Со мной обращались как с человеком»

Я был в Казахстане на заключительном этапе эпической поездки, предпринятой с близкими друзьями. Мы купили драндулет в Германии и проехали больше 16 тысяч километров через 15 стран, включая большинство «станов». В Кыргызстане мы пожертвовали свой драндулет и мои друзья возвратились домой в Штаты. А я не мог уехать, не посетив одно место в Западной Сибири – город, в котором родился. Я не был там 20 лет, с тех пор как эмигрировал из Советского Союза в 1989 году.

Перед посадкой на поезд мне нужно было забрать свой паспорт, который я предусмотрительно отправил в Штаты, чтобы получить визу в Россию. Затем я подтвердил детали прибытия по телефону с моей тетей. «Да», – сказал я ей. – «Мой поезд прибудет на российскую границу утром».

Однако, я забыл, что моя казахстанская виза истекала в полночь.

Имея за плечами пятилетний опыт бедного студенчества, я по привычке купил самые дешевые билеты на поезд. Места в пассажирском вагоне поезда, что три дня добирался от Алматы до Санкт-Петербурга, назывался «Platzkart» – «класс сардины». Никаких барьеров и приватности – идеальное место для изучения сокровенных деталей личной жизни ваших попутчиков.

Когда поезд остановился на темной платформе в 23:00, на борт запрыгнула миграционная полиция. Сотрудники прошурудили весь поезд: «Документы, пожалуйста!». Когда они добрались до меня, я показал свой американский паспорт.

«Товарищ», – гордо произнес госслужащий. – «А вы знаете, что срок вашей визы истекает?». Он прямо не мог сдержать свое ликование – еще час, и я совершу правонарушение на казахстанской земле. «Пойман!».

Так я познакомился с Маратом. Позже, уже я мучил его вопросами: «Стоит ли дело выеденного яйца? Во сколько мы пересечем границу? Может, вы карандашом исправите цифру 15 на 16? Как еще мы можем решить эту проблему?».

Марат сказал, что у него еще целый поезд помимо меня, поэтому что делать со мной, он решит утром. Со слабой надеждой я поднялся на хрупкую полку, застелил постель и заснул. Беруши, повязка на глаза, отказ принимать действительность и вибрация поезда удивительным образом сложились в ночь крепкого сна.

В пять утра Марат потянул меня за палец ноги, чтобы разбудить. Пограничный пункт был в часе езды. «Вставай. Время заняться документами. Нам нужно отсканировать твой паспорт».

У меня уже были копии моей визы и паспорта, так что я взял их с собой, любой ценой пытаясь избежать выхода из поезда. Но этого было недостаточно. У Марата был заготовлен следующий ход. «Нет. Мы должны сделать официальную копию на станции. Я должен тебя сдать. Я поймал тебя». Я посмотрел в окно – там открывалась чистая бескрайняя степь. «Где мы, вообще, находимся?».

Марат продолжал говорить: арест, суд, консульство, возобновление визы, закон, штраф, тюрьма. Прежде я был в ситуациях, где официальные лица на тебя давят, и уже слышал подобные перечисления всех плохих вещей, которые могут со мной произойти. Вдруг он замолчал… И после длинной паузы:

«Или…», – сказал он и лукаво улыбнулся. Он оглянулся по сторонам, закрыл дверь, сел, скривил губы и скрестил руки. «Давай поговорим начистоту». О, как постановочно и ожидаемо все это было!

«Давайте», – кивнул я.

«За 100 долларов США», – сказал он, – «Я притворюсь, что не видел тебя тут. Когда пересечешь пограничный пункт, ты будешь защищать себя сам. Я не пограничник. Я представляю миграционную полицию. Моя работа состоит в том, чтобы поймать таких как ты и возвратить. Именно это ты покупаешь. Еще за 300 долларов мы могли бы как-то помочь на границе».

Я был поражен и встревожен, но я старался не показывать это. На самом деле, суммы, что он просил, у меня не было. В моих карманах было лишь 160 долларов. Сколько я был готов потратить и что я намеревался купить?

Марат одарил меня долгим испытующим взглядом. «Так что делать будем? Думай быстрее. Или мне тебя возвращать?».

Я пытался показать жестами, что деньги находятся в сумке, которая осталась в поезде. Я просто не хотел решать все на месте, тянул время. «Давайте продолжим идти на границу», – сказал я.

Я еще не хотел соглашаться на что-либо. Все, что мне нужно было, это не вылезать из поезда.

«Хорошо, брат. Возвращайся к своему месту. Я скоро подойду к тебе».

Чтобы отвлечь свой испуганный ум, я продолжил общаться с другими пассажирами, большинство из которых были россиянами. Разговор сосредоточился на сравнениях: какая страна пьет больше, кто сделал больше героина и у кого больше преступников.

«Большинство детей в наше время ненормальные», – сказала Аня, доктор, родом из Казахстана, но получившая образование и живущая в Санкт-Петербурге. «Религия сдерживала казахов и побуждала быть более консервативными, но в новой экономике они нагоняют уровень развращенности всеми способами».

Галина, бабушка Ани, оплакивала нелепость создания границы, которой раньше в помине не было, и глупые таможенные права, диктующие, какую колбасу она может или не может провозить через границу.

Галина и сумка, в которой находится колбаса

Следующая остановка – граница. Я сходил в туалет, чтобы подготовить мою взятку, распределив деньги в карманах таким образом, чтобы знать, когда нужно достать побольше.

Когда я вышел, казахи тоже вовсю готовились. Я заметил, как проводник поезда удалил болт из металлической панели между железнодорожными вагонами и спрятал целый мешок колбасы. Он поймал мой взгляд, но ничего не сказал.

Марат дал сигнал, что он готов. Я отправился в небольшой отсек в конце вагона, который он превратил в свой офис. Он заблокировал дверь позади меня. Пришло время выполнить договоренность – «дать на лапу», как говорят. 

Марат полагал, что сделка будет включать две транзакции: одна, чтобы успокоить его, и другая для пограничников. У меня же была единственная цель: добраться до российской стороны границы, где моя виза была действительна.

Жизнь – это практика, а взятки – возможность заточить навыки ведения переговоров.

«Я студент», – сказал я Марату. «Путешествую по миру на студенческую стипендию, которую я копил много лет. Я гость (ключевое слово в Центральной Азии) в вашей стране. Я пытаюсь возвратиться домой на мою историческую родину (сентиментальное воззвание к общему советскому прошлому), в мой родной город, где меня ждет моя тетя (семья и мощное воззвание к образу женщины). У меня нет денег».

Таким образом, цена снизилась до 400, 300, 200 долларов и, наконец, мы условились на том, что фактически у меня и было… 100 долларов.

В этот момент я сказал: «Марат, если я не пересеку границу по какой-либо причине, ты не заработал эти деньги. Это то, что я покупаю». Я протянул ему руку. «Это рукопожатие настоящего казахского мужчины», – сказал я ему.

Марат насмешливо посмотрел на меня. «Здесь нет никаких женщин», – сказал он, но пожал мою руку, добавив: «Я приложу все усилия». Он взял мой паспорт и дал мне команду возвратиться на место и сказать пограничникам, что мой паспорт находится у миграционной полиции.

Поезд потихоньку останавливался, а потом в вагон запрыгнули пограничники. Они отобрали колбасу у Галины. Она недовольно вскрикнула: «Вы делаете это каждый раз!». И когда они добрались до меня, я сказал то, что велел мне говорить Марат. «Мой паспорт у миграционной полиции». На мгновение они ушли.

Вернувшись, они сказали: «Собирайте свои вещи и выходите из поезда. Поторапливайтесь!». На этот раз все мои мольбы и потворство не помогли мне остаться в поезде. Я стоял на путях, удрученный и обедневший на 100 долларов. Поезд тронулся.

Со спины ко мне подошел Марат. Он также выглядел удрученным и собирался стать беднее на 100 долларов. Он вручил мне назад паспорт, где внутри была свернута стодолларовая купюра.

«Прости. Все из-за компьютера! Система видит, что твоя виза истекла. Они не могут позволить тебе пройти, потому что компьютер будет знать, что они это сделали. К сожалению, мы должны следовать протоколу».

Из всего этого я вынес три важных урока:

1) Электронная система действительно снижает уровень коррупции;

2) Рукопожатие настоящего казахского мужчины так же надежно, как контракт;

3) Если необходимо дать взятку, понимай четко, что ты покупаешь. Взятка должна быть win-win сделкой, нельзя про#@ть свои кровные.

Пограничники велели мне отнести свои вещи в их жилище – пять лачуг посреди широкой степи. Я должен был написать признание. Пока я корпел над чистосердечным, напротив плакала девушка. Она выглядела хилой. Ее обгрызенные ногти были покрыты черным лаком, а шея и грудь – алыми ушибами, которые она безуспешно попыталась скрыть пудрой.

В этой отдаленной заставе я наблюдал специфический образец иерархии. Виды служащих подразделялись на основании количества погонов: у одного мелкого парня совсем не было, у других была одна, две или три звезды. У самого важного, босса, каждое плечо было украшено четырьмя звездами. Это был Ермек ★★★★.

Комплекция охранников увеличивалась соответственно рангу – подчиненный мог полностью «влезть» в тело занимающего высшую должность. Они напомнили мне русских матрешек.

Если бы там был кто-то выше Ермека по званию, создалась бы логистическая проблема – потребовалось бы расширить дверные проемы. Таков был Ермек – широкоплечий, круглолицый, красноносый, прыщавый, золотозубый и озорной. 

Ринат, ★★★, внимательно прочел мое признание. Его стол был куда меньше, а сам Ринат, соответственно, куда менее напыщен. Его, казалось, не заботило, что по факту написано на бумажке. Он лишь настоял, чтобы я дописал предложение: «У меня нет никаких возражений по поводу того, как со мной вели себя официальные лица на пограничной станции «Кайрак»».

Я спросил: «Зачем?». Ринат сказал, что это важно. Я понял, что предложение дает мне некоторую странную власть, но я не знал, как этим воспользоваться. Ринат не был готов продать мне свободу за одно предложение, но тем не менее я написал его в обмен на обед, распечатку предъявленных мне обвинений и разъяснение дальнейшего развития событий.

Ринат объяснил штраф и показал юридический устав, который налагал на меня заключение до 15 суток и штраф до 500 долларов за «преступление». Сказал, что у меня есть несколько часов до того, как миграционная полиция отвезет меня в Костанай, где и рассмотрят дело.

К обеду слезы той рыдающей девушки немного подсохли, и она была готова говорить. Ее звали Мадина. Ей было 18 лет, и она училась на повара в лицее в Федоровке. Прошлой ночью ее изнасиловал бывший парень, потому что она рассталась с ним после того, как сделала аборт.

Вся в синяках и без хорошего объяснения того, где она была той ночью, Мадина боялась вернуться в общежитие лицея, где директор жестко контролирует все движения студентов. Не хотелось говорить кому-либо о бывшем парне. Это бы привело к еще большему количеству проблем, по ее словам.

Она решила убежать – без денег, без документов, с телефоном, но без зарядки, без одежды, но с сумкой, забитой косметикой – решив, что это куда лучше, чем встретиться лицом к лицу с директором лицея. На границе она купила билет, а потом сошла с поезда. Она шла вдоль путей в сторону России, когда ее заметили пограничники. Теперь, когда у нее было время хорошо подумать, она испытывала облегчение оттого, что ее поймали и она находится в компании человека, который действительно готов ее выслушать. Настроение у нее улучшилось; она пела и сделала кучу селфи со мной на свой телефон.

Когда я попросил разрешение пройтись вокруг, охрана засмеялась и сказала: «Только не уходи далеко». Шутка состояла в том, что смотреть здесь было особо нечего: вольно бродящие цыплята, поклевывающие груды мусора, сердитая собака на металлическом поводке и озадачивающие скамейки в парке с металлическим пляжным зонтиком, окрашенным в цвет мухомора. Вот и все. 

Когда я вернулся, Мадина сказала мне, что один из охранников (★) дал ей кусочек шоколада и попросил ее номер телефона. Она сказала, что он кажется довольно хорошим, но потом она случайно увидела его целующимся с одной из женщин-охранников.

Другой охранник позвал меня, и мы говорили о его жене. Он сказал мне, что лучший способ предотвратить измену жены – ее беременность.

«Я смотрел одну русскую телепередачу о прелюбодеянии», – сказал он, – «И я заметил, что большинство женщин, которые обманывают мужей не имели детей». Рождение ребенка помогло ему успокоиться. «Вы знаете, когда приходишь домой, злой после рабочего дня и хочешь сорваться на жене?» Он сделал жест, как будто кого-то схватил, чтобы побить. Он разыграл сцену – орал на свою виртуальную жену: «Где ты была? Чем ты занималась?».

Теперь, по его словам, когда он видит своего ребенка, подозрения подавляются. Ребенок напоминает ему, что его жена была слишком занята воспитанием, чтобы заниматься сексом с другими мужчинами – дети отнимают уйму времени. Я кивнул и сказал ему, что я понял его совет. «Это не я, это статистика, брат», – сказал он, возвращаясь к своему анализу телевизионного шоу.

Рано днем я был доставлен в город Костанай, где был передан в распоряжение Марата. Да, того самого. Первое, что он спросил у меня, рассказал ли я кому-либо о нашем финансовом взаимодействии. Когда я убедил его, что я не «сдал» его, он стал моим лучшим другом.

С тех пор я стал любимцем всей иммиграционной полиции.

1. Один офицер переписал мое «признание». Он с коллегами выработал стратегию, которая выставит меня наиболее невинным. Последняя строка была волшебной: «У меня нет никаких проблем или возражений, каким образом сотрудники иммиграционной полиции города Костанай относились ко мне».

2. Второй сотрудник подготовил официальное обвинение против меня. Он тоже просил помощи у других как правильнее написать и сформулировать. Обдумывание было живым, даже талмудическим.

3. Я использовал мобильный телефон третьего офицера, чтобы отправить sms-сообщение своей тете в Екатеринбург, которая готовилась к моему скорому прибытию.

4. По приказу Марата четвертый офицер взял мой наполовину использованный билет на поезд и паспорт, чтобы пойти на вокзал ​​и получить возврат за неиспользованную часть. (Ему удалось!) Теперь Марат был моим адвокатом и доверенным финансовым консультантом. Другим он говорил: «Он студент и путешествует на накопленную студенческую стипендию». А мне: «Ты должен сохранить свои деньги».

 

Это было трогательно, но я хотел знать, что произойдет дальше. Я знал максимальное наказание за мое преступление, но каким будет минимальное? Кто это решает? Где был этот суд, о котором они говорили? Каков был план на следующий день? Где я буду спать? Когда я попаду в Россию? Что я мне сказать моей беспокоящейся тете?

Они сказали: «Расслабься». Все будет в порядке.

Я мог бы позвонить в американское посольство, но из прошлого опыта я знал, что их помощь часто бесполезна, а иногда даже вредна. Так что я держал эту карту в своем рукаве на самый крайний случай.

Когда начальник полиции уехал, Марат и его приятель жестом велели мне выйти из тюремной камеры. Они сказали что-то остальным, прошли со мной вдоль холла и вывели на улицу.

«Как насчет того, чтобы выпить пива?», – спросил Ирюхан и тут же задал вопрос Марату, сможет ли тот подкинуть ему тысячу тенге до зарплаты. К этому времени полицейские успели переодеться в штатское. Мы сели в автомобиль Ирюхана и проехались по небольшому городу. Они гордо указывали на памятники, но я едва ли мог выдавить интерес. «Разве в субботу суд открыт?», – спросил я.

– Мы разбудим судью и обвинителя.

– Разве это не разозлит их?

– Мы разбудим снисходительного судью.

– Снисходительный судья?

Ирюхан объяснил мне, что есть три судьи. Двое судей мужчины, и они нежелательны в нашей ситуации – первому не нравятся иностранцы, которые нарушают местные законы, а второму не нравятся иностранцы в принципе. Третий судья – женщина, она-то нам и была нужна. Ирюхан сказал мне не волноваться. Все равно от нас ничего не зависит, поэтому сейчас мы сосредоточимся на том, чтобы выпить пива и узнать друг друга. 

Все еще обеспокоенный моими финансами, Марат сам заплатил за несколько литров пива в пластиковом пакете и немного копченой рыбы. Мы пробрались в комнаты, куда обычно помещают несовершеннолетних нарушителей закона, организовали там подобие стола и за разговорами успели сдружиться.

Марат заставил меня пообещать, что я не расскажу начальнику полиции обо всем этом, а потом он добавил: «Никогда не забывай, что теперь у тебя есть друзья в Казахстане».

Когда он узнал, что мы с ним одного возраста и оба родились в Советском Союзе, это так его тронуло, что во время заключительного тоста, он почти пустил слезу, но сдержался.

На следующее утро Марат был суетлив. Он угостил меня завтраком: кофе, йогуртом и крекером (он заплатил). Для поддержания правдоподобия перед боссом, он посадил меня обратно в клетку. Ирюхан и начальник полиции прибыли ровно в 7.30. Мы проехали около 150 километров в Карабалык, где должен был состояться суд. Мы проехали через Федоровку, где Мадина, вероятно, все еще спала – ее отправили назад в лицей ночью. Ее лицей был похож на кусок угля, как и все остальное в этом месте.

Полицейские спросили меня, что я думаю о Казахстане, но прежде чем я успел ответить, начальник полиции сказал:

«Не думайте о нас плохо. Сейчас все стало намного лучше, чем было 10 лет назад. Если вы вернетесь через десять лет, вы увидите – мы будем жить, как арабы».

Прибытие на станцию. Начальник полиции (в центре) готовит мой файл.

Первым на суд прибыл прокурор: ему был 21 года и выглядел он как подросток. Я стал его первым делом. Он сказал, что был своего рода стажером в прокуратуре. Затем вышла судья. Ее звали Почетная СС. Усенко, также известная как «снисходительная судья».

Я отказался от своего права на переводчика и адвоката и сам представлял себя в суде. Говорил красноречиво и подобострастно, как я только мог, принимая на себя ответственность за причинение вреда, подчеркивая, что я и хотел уехать из страны, ошибившись лишь в нескольких часах.

Я рассказал ей о моей недавней защите докторской диссертации, моего долгом пути через Среднюю Азию, где я любил землю и пользовался гостеприимством народа, нынешнем паломничестве на мою «историческую родину», где моя тетя безумно волновалась обо мне, о том, как я всегда подчинялся закону, и о том, что от имени моей страны и президента Обамы, моего штата и губернатора Арнольда Шварценеггера, я и моя семья умоляет ее быть снисходительной ко мне.

Я не знаю, что на меня нашло, потому что это звучало неплохо даже для моих ушей. Я говорил спокойно, размеренным голосом, и на таком русском, о наличии которого я и сам не подозревал. Я не знаю, сделал ли я все правильно, но начальник полиции похлопал меня по спине.

Судья поблагодарила меня и обратилась к прокурору, который прочитал обвинения с подготовленных ранее заметок: «Я предъявляю обвинительный приговор и требую наказание в виде одного дня в тюрьме и штраф в размере 500 долларов». Почетная СС Усенко попросила меня покинуть зал заседаний.

Трое полицейских, и я рухнули на кушетки снаружи. Они достали свои мобильные телефоны. Когда прокурор, наконец, вышел, полицейские позвали его: «Так что же судья сказала?».

Зал суда

Представьте себе эту сцену. Я ответчик, сидящий с тремя полицейскими, которых я уже воспринимал как «моих пацанов». Начальник полиции останавливает 21-летнего обвинителя и извлекает из него информацию обо мне. «Кажется, она отпустит его», – ответил обвинитель без эмоций.

Мои пацаны были в смятении. Они были счастливы за меня, но им было отчасти грустно, что нам не придется больше ездить по городу вокруг бесчисленного количества памятников, выпивать пиво, и может даже пойти на рыбалку в воскресенье. 

Судья озвучила письменный вердикт. Она процитировала устав 68, который позволяет судье отпустить ответчика со словесным предупреждением в случае, когда серьезность наказания, предложенного в своде законов, не соответствовала величине нарушения. Я был официально свободен.

Марат предложил отпраздновать мое освобождение кофе и эклерами. Вы еще спрашиваете? Марат за все заплатил. Тем временем судья позвонила и предупредила начальника пограничного поста, чтобы меня пропустили.

Марат (слева) не позволял мне делать снимки, когда я находился под арестом, но за эклерами он разрешил мне щелкнуть один раз.

Мои пацаны повезли меня на станцию в Карабалык. Автобус уже отбывал. И пока Марат бежал покупать мне билет до Челябинска, я мчался останавливать автобус.

Я запрыгнул в него, а все трое встали у окна. «Скучно без тебя будет», – была последняя фраза, которую я услышал от Марата.

В автобусе я сидел рядом с пограничником, который ехал на свою вахту. Его звали Вася, и, в отличие от других, он позволил мне сделать его снимок. Вася рассказал мне о своей однокласснице, которая переехала в Сан-Франциско и вышла замуж на американца.

«Она сделала правильный выбор для себя», – сказал он, – «Я не обвиняю ее, но парень, с которым она была обручена в Казахстане, совсем потерял рассудок».

Он сказал мне ее имя, не особо стараясь, чтобы я его запомнил. «Если встретишь ее в Сан-Франциско, скажи, что Вася передает привет», – сказал он.

---

Перевод: Айсана Ашим, Малика Мухамеджан

оригинальный текст: I got arrested in Kazakhstan and represented myself in court