Олма Джон: Рецензия Гульнары Абикеевой

Когда писалась эта рецензия, картина была только закончена. Сегодня фильм — обладатель нескольких фестивальных призов: в Риме на кинофестивале Prizma он был назван «Лучшим фильмом», приз на 12 кинофестивале кино и музыки в Нью-Йорке. Но мировая премьера фильма прошла в Казахстане, на кинофестивале «Евразия», потому что режиссер картины Виктория Якубова, живущая во Франции, хотела, чтобы премьера фильма состоялась там, где он был снят.  

---

В минуты отчаяния мы начинаем искать помощи у наших близких. А что, если тех, к кому мы привычно с детства бежали за помощью, уже нет?! Что если ты — самый сильный или таковым должен быть? И от тебя ждут совета, помощи, решений. Один на один со своими печалями, трудными мыслями, горькими слезами ты забиваешься в угол для того, чтобы переждать свою слабость или сделать паузу, набраться сил.

Обычно это называют кризисом — среднего возраста, семейных отношений, Бог знает, как еще. Но именно это состояние попытался передать замечательный актер Азиз Бейшеналиев и съемочная группа французско-казахского фильма «Олма джон» во главе с режиссером Викторией Якубовой. Это дебютная работа, и, возможно, она во многом не совершенна, но там есть тот градус боли, который заставляет зрителя сопереживать.

Муж, жена и пяти-шестилетняя дочь Шолпан живут в загородном доме. За окном — снег, холод, да и в доме тоже царит холод взаимоотношений. Не понятно, в чем дело — то ли супруги перестали понимать и любить друг друга, то ли очевидная немота дочери стала неподъемной тяжестью для обоих. Отец (актер Азиз Бейшеналиев) пытается тщетно заставить ребенка заговорить, мать (актриса Наталья Машкевич) безропотно выполняет домашние обязанности и не понятно — то ли она тоже немая, то ли они давно уже не разговаривает с мужем. 

Но звуков в фильме много, как и в самой жизни — биение собственного сердца, крики птиц, лай собак, скрип сапогов на снегу, шорохи в доме, звуки рубящего топора. В картине есть живое дыхание и атмосфера, которая создается не только звуками, но и музыкой, которую писали, или как говорит режиссер, подарили для фильма  японский композитор Шигеру Умабаяши и иранский композитор Аббас Бахтиари.

«Олма джон», безусловно, арт-хаусное кино, главная цель которого — проникнуть во внутренний мир человека. А делается это через настроение, игру актера, сны, воспоминания или видения.

В фильме три героя и у каждого свой мир.

У девочки Шолпан он самый предметный — кукла, качели, яблоки, которые ей через забор передает какая-то странная женщина. Он по-детски яркий, беззаботный, волшебный и гармоничный. 

У жены он болезненный, напряженный. Показательна в этом плане сцена семейного ужина, когда лампа, отсвечивающая на стену, создает узор паутины. Конфликт между мужем и женой не бытовой, а, скорее, мировоззренческий. Он — казах, скорее всего, мусульманин. Она — христианка и в своих снах-видениях видит себя в облике Девы Марии, оплакивающего Христа-мужа, как в «Пьете» Микеланджело.

Наверное, это прямая отсылка больше всего и смущает в фильме — уж очень много этот образ на себя берет. Впрочем, как и первая фраза, сказанная отцом девочке: «В начале было слово. Скажи, Шолпан — “Слово”». Вообще, по стилистике фильм имеет много отсылок к картинам Андрея Тарковского — зеркала, свечи, видения, замедленные кадры. И это не то, чтобы отталкивает, а скорее выявляет все еще ученический характер работы режиссера, который характеризуются прямым подражанием. Обычно это изживается на учебных короткометражных работах. А в более зрелых работах режиссеры стараются избегать прямого цитирования. В общем, мир «Марии» — христианский, наполненный страданием и болью.     

Самая интересная линия, на мой взгляд, у мужа — он не понимает, что делать, как быть и как изменить ситуацию, как помочь Шолпан заговорить. Он тоже бежит если не в сны, то в видения с помощью все той же женщины, которая угощала девочку яблоками. Она — шаманка, которая «зовет» героя в другой мир, в пространство яблоневого сада, которое есть пространство памяти. Сначала он видит там самого себя четырнадцатилетним подростком, это тоже похоже на цитату из «Зеркала» Тарковского, потом себя же трехлетним малышом в окружении совсем молодых отца и матери. И, наконец, встречает уже состарившую мать, до того, как она умерла.  Она поет ему колыбельную, что пела в детстве.

Но самая сильная сцена — встреча со стариками арухами. Они все в том же саду и поют песню Шамши Калдаякова «Бақыт күшағында» так, как обычно родня поет во время застолья — просто и душевно. А когда к ним подходит герой Азиза Бейшеналиева, они начинают говорить ему теплые слова — «Айналайн», давать благословения: «Достигни своих целей», «Будь здоров», «Чтобы дети твои были счастливы», «Будь хорошим человеком», «Верь людям» и т.д. И он, погружаясь в это облако любви и добропожелания родных и близких, пусть уже ушедших людей, начинает, наверное, оттаивать… 

Меня поразила эта сцена! Не только по своей эмоциональности, но и по глубине. Здесь так точно показано естественное существование казахов с духами-арухами и вообще какая-то особенная наша привязанность к родне, что диву даешься, что в кино это передает режиссер, живущая во Франции, явно другого вероисповедания и довольно далекая от нашей культуры. Виктория Якубова жила в детстве в Узбекистане и отсюда написание названия фильма «Олма джон», а не «Алма-жан». 

В фильме присутствует желание познания-проникновения в другую культуру, так же как и героиня фильма, жена главного героя, проходит через шаманский обряд (зикр) и в финале переодевается в восточную одежду, то есть меняется, чтобы стать ближе мужу. Тут, правда, у меня серьезные претензии к художнику по костюмам Александре Ароновой, которая не смогла создать точные костюмы, что понизило качество фильма. Зато монтаж француза Эрве Шнейда великолепен — особенно сцена зикра, где под стук барабана, дыхание героини через огни костра и движения героини, мы видим таинство шаманского обряда. 

Все страсти, переживания и вообще сюжетные коллизии фильма вынесены в изображение. И тут особо хочется отметить работу оператора Искандера Нарымбетова — практически каждый кадр решен необычно, красиво и продуманно.   

 И в конце вновь хотела бы вернуться к работе актера Азиза Бейшеналиева. Это одна из лучших его работ в кино — глубокая, эмоциональная, харизматичная роль, в которой Азиз передает самые разные состояния своего персонажа. Если бы не прямые, в лоб тексты и слова, то его роль выиграла бы еще больше. Когда в конце фильма Шолпан все-таки начинает говорить и на руках отца говорит сложное слово «Анашым», вместо простых «мама» или «аке» (папа), ты, как зритель, не веришь в правду происходящего. И когда вместо образа «Пьеты» возникает как бы иконы с отцом-матерью и ребенком, плюс музыка Баха, пафос кажется нарочитым, а символизм — ложным.

Вот и получается, что картина «Олма джон» — неровная и не совершенная. Где-то она вызывает восхищение, где-то отторжение. Некоторые эпизоды естественны и красивы своей простотой, другие — нарочиты и искусственны. И  все же она трогает, заставляет сопереживать, думать и чувствовать. А это большое достижение для дебютной ленты. Ведь она не просто о конфликте семейной пары, она о конфликте наций и религий, о непреодолимых барьерах, которые мешают нам говорить. И немота ребенка — это художественный образ этого конфликта.

Мне видится символичным, что картину делал большой международный коллектив: режиссер и монтажер из Франции,  композиторы из Японии и Ирана, звук делали в России и во Франции, в фильме играл кыргызский актер, живущий в Казахстане, оператор из Казахстана и т.д. Талантливые люди из разных стран объединились для создания художественного кино. Но в фильме показано движение не в сторону глобализации, а, наоборот, в сторону принятия одной культуры, чтобы наладить жизнь семьи, чтобы девочка могла заговорить, потому что для преодоления разногласий кто-то один должен уступить. Возможно, в следующий раз, этот шаг должен будет сделать другой человек.