Во времена пандемии и «культурного» голода мы вместе с ARTиШОКом, который открыл свой 20-ый театральный сезон, запускаем проект «Театр Степи». Он создан для тех, кто не разбирается в театре и не обязательно его любит. Все это — попытка лучше узнать театр и осознать его значимость в современном Казахстане.
В первую очередь, мы попросили зрителей театра и читателей Steppe задать людям, работающим в нем, самые неудобные и любопытные вопросы.
Куантай Абдимади, актер театра ARTиШОК:
Актеры, на самом деле, зарабатывают очень небольшие деньги. В нашем театре нет фиксированного оклада — мы получаем за выход в спектакле. В скольких постановках ты задействован — все зависит от самого артиста. За репетиционный период мы получаем только тогда, когда у постановки есть партнер. Сам я еще работаю на других работах: преподаю, занимаюсь озвучкой, снимаюсь в кино и сериалах. Театр всегда на первом месте — это закон.
Бывает по-разному. Чаще всего — подготовка к выходу артистов и самому спектаклю. Мы готовим себе грим и костюмы. Если есть минутка, сидим, думаем о роли и том, как сделать ее точнее, а еще повторяем текст.
У артистов есть негласное правило: когда мы собираемся в гримерке перед спектаклем или ждем свой выход, мы не сидим в телефонах. Они невероятно выключают тебя из процесса, высасывают все внимание.
Правда, далеко не все актеры это требование соблюдают. Как-то мы даже сдавали телефоны администратору, но сейчас это твоя зона ответственности. Ведь только ты отвечаешь перед зрителем, режиссером и партнерами в каком состоянии и качестве выйдешь на сцену и отыграешь. Иногда за кулисами в последний момент кто-то теряет реквизит или деталь костюма.
Во время спектакля нужно не просто сидеть и ждать свою реплику для выхода, а внимательно слушать, а еще лучше — смотреть, как работают твои партнеры, что у них прямо сейчас происходит. Потому что ты должен знать, как идет показ, как смотрит его зритель. И каждый раз по-разному: иногда спектакль идет неточно, звонят телефоны, люди выходят, свет или звук не включается там, где нужно. Важно быть в курсе того, что происходит на площадке, до твоего выхода. Может быть, там потолок рухнул, а ты в телефоне сидел — как ты потом будешь работать над тем, чтобы вытянуть сложную ситуацию?
В нашем театре — да, в других — не знаю. Когда я поступил в Ярославский государственный театральный институт, был в шоке от того, что на сцене реально целовались. Уже с первого курса наши мастера хотели изменить мой скромный казахский менталитет: они кидали меня в такие обстоятельства в этюдах, что приходилось целоваться все время! В итоге я перецеловался со всеми девушками курса.
Со мной была такая история: мы только выпустили спектакль «Лихорадка субботнего вечера», где я играл отрицательного персонажа, а после этого в репертуаре стоял детский «Зверский детектив» — там у меня роль доброго старичка-сыщика. До этого у меня был марафон из 10 спектаклей, где я мерзкий чувак, который всех подставляет, и я не то, чтобы застрял в роли, я не мог переключиться с этого образа на другой.
Чингиз Капин, актер театра ARTиШОК:
Чтобы выйти из образа, необходимо в него не входить. Для меня каждая роль является маской — для этого не обязательно использовать все свои нервы, чувства. Важно просто принять эту маску, а она вызовет только необходимые ресурсы и затраты. Так актер сможет сберечь свои нервы. Чаще всего это бывает в период долгосрочных съемок. За собой порой замечаю, что еще пару часов после спектакля существую в чужом образе, за что близкие делают мне замечание.
Да, мне кажется. Чингиз умеет переигрывать и делает это тогда, когда ему захочется. В любом случае ему за это платят деньги. Ничего в этом плохого не вижу: лучше переиграть, чем не доиграть.
Галина Пьянова, режиссер театра ARTиШОК:
Мне кажется, рецепт один: придумывать, писать или ставить. Если у тебя в голове есть идеи, то просто их реализовывать, не бояться выражать собственное мнение и позицию, не бояться облажаться. Рано или поздно ты все равно облажаешься, после этого надо встать и опять делать. Мне кажется, что авторами все-таки не становятся, а рождаются.
Актерское. Либо специальное среднее актерское, либо высшее актерское образование. Мне кажется, юристу, физику или химику тяжелее играть на сцене. Актерское образование предполагает систему, школу и самодисциплину, которые так необходимы артисту.
Драматург имеет право вмешиваться, но только в процесс, а не в результат, если он присутствует на репетициях. Если же он пришел на премьеру и начал качать права, то нет.
Чисто теоретически, если этот драматург уровня Антона Павловича Чехова, — а это всегда понятно по текстам, — то, пожалуй, скорректировать он что-то может, если умеет контактировать. Если драматург думает, что он больше всех понимает эту жизнь, то лично я считаю, что он ничего продавить не может.
Лично я выдуваю ящик коньяка через раз, а вот артисты, мне кажется, вообще не пьют и правильно делают.
Вообще современный театр — это непьющий театр, потому что изменилась театральная этика. Теперь актеры и театры настроены на работу, на поддержание эмоциональной и физической формы, а алкогольные напитки этому сильно мешают.
Может, и хотели бы актеры выпить, да нет возможности, потому что надо отвечать за то, что ты делаешь. Поэтому мифа о том, что артисты и театральные люди бухают, просто не существует. Артисты и режиссеры пашут, а на посиделки у них вообще нет времени.
Анастасия Тарасова, управляющий директор театра ARTиШОК:
Самая главная сложность — это время и ограниченные человеческие ресурсы. Часто промокомпания начинается за неделю-десять дней — и это минимум, чтобы успеть рассказать о предстоящем событии. Бывает, что раньше не получается, потому что ты занят горящими текущими делами, а профессионала, который бы занимался продвижением самостоятельно у нас, к сожалению, в театре нет. Сейчас нанять такого человека — это не вопрос денег, а вопрос отсутствия профессиональных театральных менеджеров, продюсеров. Этих людей в Казахстане можно пересчитать по пальцам одной руки.
Это всегда очень индивидуальный вопрос с драматургами. Он зависит от личных отношений театра и автора. Есть топовые драматурги и местные авторы, которые давали нам пьесу совершенно бесплатно. Есть те, с которыми мы заключали договор о том, что делимся 3-4% процентами с продажи билетов. Бывало, что мы платили по договору не автору, а переводчику — тоже 3% от продаж. Случались и разовые выплаты: максимально нам пришлось заплатить за пьесу 450 и 600 тыс. тенге, но в таких случаях у спектакля всегда есть партнер, который может помочь покрыть такие затраты.
Стоимость спектакля складывается из нескольких основных вещей. Например, бóльшую часть составляют гонорары. Если ты приглашаешь в проект приезжего режиссера, композитора, художника или драматурга, то траты увеличиваются. Еще нужно готовиться к расходам на их перелет, проживание, суточные. Не все приезжие режиссеры берут огромные деньги: молодые профессионалы могут быть очень доступны для театра, но у многих, кто опытнее, есть конкретная фиксированная ставка за постановку.
Еще стоимость складывается из постановочных расходов на декорации, костюмы, закуп и создание реквизита — это работа художника и цехов. Если необходимо, мы покупаем дерево или заказываем металлосварку конструкций у подрядчиков, но по-максимуму стараемся делать все в нашей мастерской. На спектакль часто необходимо докупать оборудование — проектор, микрофоны, музыкальные инструменты, дополнительные колонки, усилители, фонари — эти затраты никогда не заканчиваются. Авторские права, о которых я говорила выше, тоже закладываются в смету.
Самые дорогие наши постановки — «Уят», «Гамлет» и «Ер-Тостик». Объективно для создания большой постановки нужно около 5 млн тенге.
Это самый распространенный вопрос, когда речь идет о независимом театре, тем более — в новые коронавирусные времена. Я всегда говорю одно и тоже: мы никогда не используем глагол «выживаем». Мы делаем любимую работу, которую нас никто не заставляет делать, мы делаем то, что нам нравится не потому, что мы кому-то обязаны. Поэтому наша задача — беречь и развивать все то, что мы имеем, несмотря ни на какие обстоятельства.
Мы много работаем, ведем параллельно несколько проектов. Играем спектакли, формируя репертуар так, чтобы он был востребован, и не продаем то, что не продается. Ставим цены на спектакли от трех до десяти тысяч тенге. Следим, чтобы был баланс. Говоря про проекты, очень многие затеваем от большого желания высказаться на ту или иную тему, от возможности поработать с крутыми партнерами, освоить новые форматы. Большая часть этих проектов без бюджета в скором времени превращается в доход.
Мы на карантине ни дня не сидели без дела: онлайн проекты, краудфандинг, репетиции, уборка, летнее кафе, которое мы открыли у себя перед театром и где мы сами работали официантами, снова уборка, снова репетиции. Работы и возможностей ее делать, получая при этом удовольствие, деньги, любовь зрителя — миллион. И так будет, пока ты жив.
Нужно очень четко сформулировать миссию, цели, задачи и ценности. Вы развиваете инклюзивный, кукольный, авторский, детский, подростковый, танцевальный театр? Почему вы это делаете, зачем и для чего? Какие ценности вы продвигаете? Чем четче будут ваши ответы, тем больше шансов найти компанию, фирму, фонд, грант или человека, который с вами все это разделит и пойдет рядом.
После того, как все пункты будут прописаны, нужно об этом много говорить: везде, на всех площадках, из каждого утюга, без отдыха и сна. Не рассчитывать на то, что придет один великий спонсор и покроет все затраты. Радуйтесь тому, что будет первая скромная поддержка, и сделайте все, чтобы от вас осталось самое лучшее впечатление.
Виктория Мухамеджанова, актриса театра ARTиШОК:
Это же такая эмоциональная, а в некоторых случаях — гиперэмоциональная работа. И у кого-то это выгорание может быть вообще каждый день, у кого-то — каждый месяц, у кого-то — каждый театральный сезон, а может и не быть вообще. У меня было жесткое выгорание во время локдауна, когда я вообще не понимала, как жить дальше, потому что театр не работает, и казалось, что мы никому не нужны. Все трудности, что были до этого, показались ерундовыми.
У меня было так несколько раз, когда с тобой физиологически что-то происходит, например, чихаешь каждые пять секунд или тошнит, а тебе выходить на сцену.
Но как только ты начинаешь работать, фокусируешься на роли, боль моментально уходит. Это удивительно, но сцена переключает тебя даже физиологически! Еще мы много смеемся на репетициях и в гримерке — это очень лечит!
А если ты умный и хорошо соображающий артист, всегда можешь найти момент, когда ты можешь быстренько сбегать по своим делам в туалет. Но это нужно делать очень быстро, чтобы успеть принять решение.
Эмиль Вяткин, технический директор театра ARTиШОК:
На этот вопрос, наверное, нет точного ответа. Мы выстраиваем на месяц репертуар, и все подчинено именно ему. Нужно прийти в шесть утра — приходишь, нужно уйти в три часа ночи — остаешься и работаешь вместе со всеми. Если человек приходит в театр работать со стороны, из другой профессии, ему очень сложно понять, что нет графика и возможности личного планирования. Мы играем в выходные, в праздники и даже на свои дни рождения, но любой театральный человек скажет, что это нормально.
Амир Бузубаев, администратор и звукорежиссер театра ARTиШОК:
Специфический запах театров исходит от желания удивлять и радовать зрителя. Это много загадок и сюрпризов, из которых состоит каждый спектакль: мыльные пузыри, воздушные шары, горящие свечи, живые цветы. А еще здесь работают различные приборы: дым-машина дает свой запах, фонари — свой, а если на первом этаже в кофейне пекутся сладости, то возникает вообще отдельный, ни на что не похожий аромат.
Мария Дорошенко, администратор театра ARTиШОК:
Я не очень согласна с этим утверждением. Наш театр однозначно начинается с кофейни. Гардероб проигрывает еще и потому, что в теплое время он не работает, в отличие от кофейни.
Например, спектакль «Дон Кихот» в этом плане удивительный: в сценографии есть огромная гора одежды, которую нужно приготовить и разобрать, затем установить люстру — все это делается очень тихо большой командой, буквально на глазах у зрителя, за занавесом, который разделяет нас, пока идет другая сцена.
Еще помогаем актерам сориентироваться в темноте, безопасно провести их через зрительный зал. В спектакле «Любовь имеющие внутри» нужна другая помощь — приготовить бензопилу, включить ее заранее — перед тем, как выбежит актер.
Айганым Сагынбаева, актриса театра ARTиШОК:
После сложных ролей всегда слушаю веселую музыку, танцую и обязательно ем шоколад. Спектакль «Уят» для меня был первой серьезной драматической ролью. В нем я играю молодую девушку из аула, которая дома умирает от криминального аборта. После такой роли уже ничего не страшно — идешь и работаешь дальше.
Нурсултан Мухамеджанов, актер театра ARTиШОК:
Самое главное — понимать суть текста и мотивацию твоего персонажа. На репетициях всегда есть застольный период, когда мы читаем пьесу и делаем вместе с режиссером и постановочной группой подробный разбор, анализ той или иной сцены: исходные обстоятельства, место действия, событие. Зная это все про своего героя, учить текст становится проще, чем зубрить без смысла. Потом уже на репетициях ты встаешь на ноги, а через мизансцены на площадке тело помогает зафиксировать текст в памяти. Часто бывает так, что ты выучил слова, вышел на сцену, а из головы все вылетело, поэтому без репетиций невозможно закрепить никакой материал. На казахском языке мне легче выучить текст.
Антон Болкунов, художник театра ARTиШОК:
Стоит для начала подумать, почему люди, в принципе, идут работать в искусство. Наверное, это происходит от того, что хочется расширить свой реальный мир, уйти от неудовлетворенности, в которой ты живешь.
Жизнь каждого человека делится на определенные длинные сценарии: ты ходил в школу, потом — в институт, затем — на работу и так далее. Мы же не буддистские монахи, чтобы получать кайф от каждой секунды жизни. Мы заучиваем дорогу, какое-то количество локаций, действий, а затем начинаем скучать от такой действительности.
Поэтому люди залипают в компьютерные игры. Часть создают собственные миры, вселенные, внутри которых можно быть кем угодно. Я думаю, что в искусство идут работать те, кто любит, в первую очередь, мечтать. И дальше люди делают выбор конкретных путей и профессий и это происходит довольно простым способом.
Кому-то нравится публично выступать, кому-то — сидеть, закрывшись в своей квартире с бутылкой виски, писать роман и мучаться от того, что он не идет. Масса примеров того, как люди, чтобы доснять свое кино, отдают последние штаны. Это такая азартная штука, которая засасывает.
А конкретно про артистов, я думаю, что это определенный психотип. Им, во-первых, нравится публичность. Во-вторых, когда на сцену театра выходишь, ты можешь быть Гамлетом, Лаэртом или кем угодно. Можешь сам придумать собственного персонажа, можешь собрать все, что ты знаешь о жизни, и донести это до людей. На какой-то момент ты перестаешь быть чуваком, у которого неоплаченный кредит, болеющие родственники и дети, которых надо кормить.
Именно на это люди подсаживаются и становятся актерами. И, безусловно, тут не обходится без тщеславия, потому что актер — это тщеславный человек. В любом случае, с самых первых шагов, он, конечно же, грезит тем, что обязательно создаст некое произведение, которое войдет в историю.
Артист напрямую зависит от зрительской реакции. И если актер ее не получает, то он начинает бродить как жидкость, болеть, мучаться, становиться невыносимым человеком. Если писатель, который пишет романы, может еще хоть десять лет носиться с книгой, бегать по издательствам, страдать, нервничать, но у него есть шанс выстрелить, потому что книга уже написана. А актер должен получать получать желаемое здесь и сейчас.
Я думаю, что ARTиШОК является свободным, только свободным от чего? От смерти? Несвободный. От государства? От каких-то обстоятельств сверхсвободный, от каких-то — несвободный, так как мы были закрыты, как и все остальные государственные театры, на карантин. Но в плане художественного высказывания я думаю, что ARTиШОК — свободный театр. Здесь действительно есть такой момент, что ты можешь прийти и поиграть в ту игру, в которую тебе нравится, не согласуя это ни с кем.
Но существует зритель, и не на всякий спектакль можно продать билет. То есть, бывает искусство исключительно лабораторное, нужное для того, чтобы проверить какие-то вещи, выяснить для себя что-то и в дальнейшем интегрировать это в работу. Но, по большому счету, можно сказать, что ARTиШОК — это, наверное, самый свободный театр из тех, которые я когда-либо видел.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)
