Папины письма: три истории «забытых» отцов

Три страны. Трое мужчин. Три разные судьбы, сложившиеся под одним общим знаменателем: все эти мужчины – папы, когда-то потерявшие связь с детьми. Что испытывает отец, который не общается со своим сыном или дочерью? В чем он себя винит? О чем боится думать? The Steppe публикует три откровенные истории, разоблачающие жизни отцов, переставших общаться со своими детьми.  Материал комментирует Елена Юрьевна Чеботарева, кандидат психологических наук, доцент департамента психологии НИУ ВШЭ, системный семейный психотерапевт.

---

Алексей, 27 лет, Россия, Москва

Мы с бывшей супругой Настей поженились, будучи довольно юными. Мне на тот момент было едва ли за 20, а ей 18 лет. Любовь была настолько сильной, что не терпелось начать жить вместе. Семьи наши — традиционного уклада, так что мы решили пожениться. Через год родилась наша дочь София. Настя взяла академический отпуск в университете, чтобы первый год посвятить Софе. Но после этого мы решили отправить дочь временно к родителям Насти в другой город. Супруге нужно было доучиваться и получить диплом, а я часто отсутствовал, так как у меня военная служба, требующая постоянных командировок.

Отношения с супругой всегда складывались хорошо. Через несколько лет мне должны были выдать квартиру, и мы мечтали забрать дочь и начать полноценную счастливую семейную жизнь. Разлука с ребенком давалась нам сложно, при любой возможности мы ездили к родителям Насти, временами привозили пожить Софу к себе.

Когда забирали в Москву больше, чем на неделю, София капризничала и очень скучала по бабушке с дедушкой. Мы с женой не всегда знали, как с ней справляться, да и ребенку, казалось, с нами совсем некомфортно. Мы отвозили ее обратно к родителям жены, и когда говорили с ней по Skype, она выглядела рядом с ними гораздо счастливее и радостнее, нежели у нас дома.

Когда Настя закончила вуз, мы забрали дочь к себе, как и планировали. Софе на тот момент было почти 4 года. Я по-прежнему работал, а супруга, немного поработав, решила, что хочет посвящать дочери больше времени, поэтому стала домохозяйкой. Но прожили мы так не очень продолжительное время. Изначально причинами конфликтов были недопонимания в быту и мелкие ссоры из-за ревности.

Но камнем преткновения стали вопросы воспитания ребенка. Дочь довольно-таки болезненно переживала расставание с бабушкой и дедушкой. Она плакала и закатывала нам истерики почти каждый день, требуя отвезти ее обратно. Очень трудно было выстраивать коммуникацию с ребенком, ведь мы несколько лет были порознь. Какое-то время мы пытались все как-то уладить и выжидали, думая, что ей просто нужно время, чтобы к нам привыкнуть, и тогда все встанет на свои места.

Но беда была в том, что Софа начала часто болеть без видимых причин, да и жена была на грани нервного срыва. Взаимоотношения в семье сошли на нет. Сдавшись обстоятельствам и иссякшим силам, мы с Настей решили расстаться.

И вот уже год, как мы не живем вместе. Настя вышла на работу и начала жить с другим мужчиной. Я съехал на другую съемную квартиру, а Софа снова вернулась к бабушке с дедушкой. Мы не разводились официально, поэтому ни на одного из нас опекунство не оформлялось.

Формально мне никто не запрещает общаться с дочкой. Мы часто созваниваемся, я по возможности навещаю ее у родителей Насти. Однако на деле они дают мне понять, что не хотели бы, чтобы я принимал активное участие в воспитании ребенка. А я как бы и изначально этого не делал. К сожалению.

Мне не дает покоя мысль, что я не имею совершенно никакого понятия, как растет моя дочь. В том смысле, что я ведь не знаю, что она ест каждый день на завтрак, какие мультики предпочитает смотреть, какой ее любимый цвет и от какой сказки она быстрее всего засыпает.

Мне жаль, что я спал в те ночи, когда у нее резались первые зубки. Ее первые шаги я видел лишь через экран своего телефона на видео, которое прислали мне ее бабушка с дедушкой. Я не знаю, что нужно делать, когда она плачет. Тот, кто должен был объяснять ей, почему птицы иногда ходят по земле на лапках, и тот, кто должен был разучивать с ней стихи для детского сада, – тоже был не я.

Я ее вижу настолько редко и недолго, что мне этого не хватает, чтобы понять, какая же она. У меня нет возможности каждый день знакомиться с ней и ее формирующимся характером.

А понимает ли она, что я один из важнейших людей в ее жизни? Какой у нее сложится образ отца, когда она вырастет? Мне немного страшно думать о таком.

Чтобы обеспечить дочери хорошее будущее, я много работаю и откладываю все деньги на ее образование. Настя говорит, что заберет Софу к себе, когда настанет время отдавать ее в школу. Я же пока не представляю, как будут складываться дальнейшие отношения с дочерью, с бывшей женой.

Мне кажется, что я сам себя лишил самых важных лет рядом со своей дочкой. Но бабушка с дедушкой уже слепили из нее маленького человека, имеющего свой особый взгляд на этот большой мир.

Елена Чеботарёва, психолог:

Молодые родители попытались стать реальными родителями своему ребенку только когда девочке исполнилось 4 года. Понятно, что это гораздо сложнее, чем осваивать родительские роли постепенно. Кроме того, эта задача совпала с попытками супругов постоянно жить вместе. То есть семье пришлось в ускоренном режиме и одновременно осваивать то, что другие семьи делают постепенно шаг за шагом: научиться жить вдвоем, договориться обо всех правилах совместной жизни, адаптироваться к жизни с маленьким ребенком, научиться быть родителями этому ребенку на каждом новом этапе его развития, выработать вместе с ребенком понятные им всем правила детско-родительских отношений.

Наверняка, и родители Насти неохотно расставались с выпавшей им ролью родителей для своей внучки. Возможно, они тоже внесли определенный вклад в то, чтобы эта попытка совместной жизни втроем оказалась неудачной. Но главное, что сами родители позволили всем внешним обстоятельствам взять над ними верх. В той очень сложной ситуации, в которой они оказались, у них не хватило сил бороться за свою семью и свое родительство. Таким семьям часто нужна внешняя поддержка от родных, друзей или специалистов.

---

Ерболат, 46 лет, Казахстан, Алматы

9 лет назад я разрушил свою семью. Хотя, признаться, рушилась она до этого, но спустя 13 лет совместного брака, супруга все-таки решила от меня уйти. Нечестно будет сказать, что между нами была какая-то необыкновенная любовь, та самая — единственная. Мы учились вместе в университете, дружили, проводили время в одной компании. К окончанию вуза мы начали встречаться. Через несколько месяцев она забеременела, и мы, как полагается, сыграли свадьбу.

С рождением дочери супруга вышла в декрет на некоторое время. Моя карьера юриста только начиналась, и, естественно, финансов не всегда хватало. На фоне проблем с нехваткой денег в семье, начались неурядицы на работе. Я пребывал в дичайшем стрессе, от чего искал отдушину в алкоголе.

Не совсем помню, в какой момент выпивки с коллегами после работы превратили меня в алкоголика, но я не мог себя остановить. Конечно, по этой причине дома не обходилось без скандалов и ссор с женой. И наша дочь не раз была свидетелем таких сцен. В конце концов, супруга захотела подать на развод, а я не смел противиться, понимая, что ей так, скорее всего, будет лучше.  

Внезапно наступила череда семейных неприятностей. Сначала умер отец от сердечного приступа. О разводе, ясно, временно забыли. Жена всячески меня поддерживала, за что я ей всегда буду благодарен. Я же пытался побороть зависимость от алкоголя и наладить вопросы с работой. Какое-то время все вроде бы шло в гору, виднелись какие-то перспективы и стабильность. Казалось, что беда, сблизившая нас с супругой, миновала, и начинается новая жизнь. К этому времени жена уже работала, а дочь ходила в школу и на всяческие дополнительные секции.

Спустя год после смерти отца заболела мама. Я сорвался и снова начал пить. После того, как мама умерла, все стало как в тумане. Я не мог переносить жизнь в трезвом состоянии и пил настолько часто, лишь бы не находиться в той реальности, что меня окружала. Я не мог совладать собой.

По несколько дней я не появлялся дома, чтобы не пугать свою семью. Жене пришлось пойти на вторую работу, потому что меня, естественно, уволили, и я оказался на дне.

Так мы прожили два года. Супруга старалась помочь мне выбраться из этого водоворота неудач, но мои попытки бросить пить каждый раз заканчивались недельными запоями. Она не выдержала и на этот раз действительно подала на развод, забрала дочь и уехала жить к своим родителям в другой город.

Я не мог не дать ей развода, но внутренне меня все это подкосило еще сильнее. Я ощущал себя гвоздем, который вбивают в доску. Один удар, второй, третий, и вот самый сильный  последний. После ухода жены и дочери я пил, не выходя из квартиры 5 дней. Я очень по ним тосковал, но, вместе с тем, ощущал свою никчемность как мужа и отца.

Моя дочь для меня всегда была ангелом. Пока мы были семьей, у нас с ней были особые трепетные отношения. В детстве у нее был взбалмошный характер, но она росла активным и разносторонним ребенком. Мне нравилось учить ее плавать и кататься на велосипеде. Я любил рассказывать ей истории об африканских племенах, когда она была маленькой и верила всему выдуманному. Несмотря на то, что из-за проблем с алкоголем я часто разочаровывал ее и жену, все же приятных и по-семейному теплых моментов, когда я был трезв, тоже было достаточно.

Прошло уже 9 лет с того самого дня, как жена ушла. И все это время я не общался и не виделся ни с ней, ни со своей дочерью. Более того – я даже не пытался. И это что-то большее, чем стыд. Я не мог найти в себе смелость и мужество хотя бы звонить дочке на день рождения.

Ком в горле превратился в тяжелую гирю, тянувшую меня все ниже и ниже. Я боялся услышать ее голос, который скажет, что ненавидит меня за мою слабость.

Я напрочь отказывался столкнуться лицом к лицу с тем, как мой ребенок будет обвинять меня (вполне заслуженно) в том, что я не сумел сохранить нашу семью и сделать ее детство счастливым. Я не защищал и не оберегал свою дочь от злости и грязи, с которой она могла сталкиваться, пока взрослела. Я не был рядом, когда она в первый раз влюбилась и разочаровалась в мальчике. И во всем этом – только моя вина, вина моей слабости, которая тем больше гложет меня, чем дольше я откладываю момент налаживания отношений с дочерью.

Я упустил время, когда мог участвовать в ее жизни и быть, пускай, никчемным, но отцом, который рядом. То, что происходит в ее жизни сейчас, известно мне лишь по пересказам родственников. О многом я могу только догадываться, вспоминая, какой задорной девчонкой она была в детстве. Например, о том, как она реагирует на те или иные вещи, как она справляется с трудностями, что ей нравится делать, и какие люди ее окружают. Интересно, нуждается ли она еще во мне? Любит или стыдится? Забыла или живет с обидой на сердце?

Ну, а что касается моей жизни, — в ней абсолютно ничего не изменилось. День ото дня я борюсь со своей зависимостью, но не понимаю, какой в этом есть смысл, если я разрушил все, что только можно было разрушить. Я одинок – у меня нет ни родителей, ни братьев, ни сестер, ни семьи, ни друзей. Я прекрасно знаю и понимаю, что мне никто, кроме меня самого, не может помочь. Но, если я начинаю ворошить в голове все, до чего я себя довел, я не справляюсь со своими мыслями, и моя рука опять и опять тянется к бутылке. Как это прекратить?

Елена Чеботарёва, психолог:

Конечно, для детей очень важно, чтобы в их воспитании, да и в их взрослой жизни, участвовали оба родителя. Идеально, когда между родителями хорошие, теплые отношения.  Но реальная жизнь так устроена, что взрослые люди сходятся и расходятся по самым разным причинам.

Однако то, что двое взрослых перестают быть друг для друга супругами, совершенно не означает, что они перестают быть родителями для ребенка и партнерами в этом родительстве. Для ребенка важно не столько сохранение семьи, сколько способность родителей к такому партнерству.

Для детей развод в любом случае травматичен, но жизнь в обстановке ссор и скандалов, которую описывает Ерболат, куда более травматична. Чувство вины, о котором говорит Ерболат, вполне закономерно. Только прятаться от него бесполезно, справиться с этим чувством помогают просьбы о прощении и старания искупить вину.  

И если бы Ерболат нашел в себе силы возобновить общение с дочерью, рассказать ей и о своей любви, и о том, что он чувствует в связи с распадом семьи, то, скорее всего, дочь его бы поняла и простила. А если, вдруг, и не простила бы сразу, для нее очень важно знать, что она важна для своего отца, это знание будет позитивно влиять на всю ее жизнь.

---

Хомэйон, 57 лет, Швеция, Гетеборг

Я родом из Ирана и прожил там до 23 лет. В 21 я встретил свою первую любовь Азар, и спустя какое-то время мы решили пожениться. Когда дело дошло до подготовки к обрядам бракосочетания, мать моей возлюбленной объявила, что не выдаст свою дочь за меня замуж. Мы живем в очень устоявшемся традиционном и весьма религиозном обществе.

Оказалось, что в 13 лет Азар сосватали за другого человека, который впоследствии остался сиротой. И семья Азар обещала выдать свою дочь за их сына. Мы ничего не могли с этим поделать. Нас разлучили: ее тут же выдали замуж за другого, а мои родители женили меня на дочери своих друзей.

Прожив какое-то время в Иране, мы с супругой и старшим сыном эмигрировали в Швецию. Здесь родился второй сын. Отношения с женой не складывались изначально, ведь у нас не было чувств друг к другу. Счастья в семье не было. Мы с супругой решили развестись, когда старшему сыну исполнилось 18 лет. Дети остались жить с матерью, но развод не мог не сказаться на моих отношениях с ними.

Следующие 5 лет я жил один, пока однажды в Facebook не получил запрос дружбы от одной женщины. Увидев ее фотографию, я обомлел. Девушка на ней была совершенной копией моей Азар, но лет на 20 моложе. В сообщении девушка написала мне, что она — дочь Азар, и они с матерью уже почти 10 лет ищут меня по всему свету.

Оказалось, что муж Азар служил на границе с Ираком и погиб в одном из военных конфликтов в конце 80-ых. Она одна воспитала сына и дочь. Я собрался и приехал в Тегеран к моей Азар. Удивительно, как 23 года разлуки не смогли стереть наши чувства друг к другу. Не было смысла раздумывать — мы с Азар поженились. Я перевез ее вместе с сыном, дочерью и зятем в Гетеборг.

Все это время я не переставал общаться со своими сыновьями. Однако, когда они узнали про Азар, то резко отдалились от меня. Мы перестали видеться, они не отвечали на мои телефонные звонки. 

Они считали, что это все было спланировано давно, что я не хотел пытаться построить счастливую семью с их матерью. Оба сына не позволяли мне принимать участие в их жизни, помогать, общаться.

Старший женился, но на свадьбу меня не пригласили. Потом родился мой первый внук, но и его вместе с младшими внуками я теперь вижу только на фотографиях в Facebook. Я не раз пытался поговорить с ними, но они не шли на контакт. Но в то же время я получал огромную поддержку со стороны Азар и ее детей, пытавшихся восполнить своей любовью мое чувство вины перед родными сыновьями.

Впервые за очень долгое время я чувствую себя действительно счастливым человеком в браке. Мы с Азар много путешествуем, воспитываем внучку. Но каждую ночь перед сном я думаю о своих ошибках в первом браке. Насколько это правильно, что мои сыновья росли, лишенные атмосферы здоровой семьи и любящих родителей? Сколько всего я пропустил в их жизни после развода? Я жалею о всей любви и заботе, которую я им недодал.

Я продолжаю пытаться снова и снова восстановить связь с моими мальчиками. Всегда звоню и пишу, чтобы дать им понять, что готов в любую минуту им помочь, и что люблю их. Всегда одинаково молюсь за всех своих четверых детей и прошу у Бога оберегать их. Я думаю, что молодость, упрямство и гордость еще играют с моими сыновьями. Но я чувствую и надеюсь, что со временем им хватит осознанности и мудрости понять, что я тоже всего лишь воспользовался своим вторым шансом прожить отведенный мне остаток жизни счастливым человеком.

Елена Чеботарёва, психолог:

Дети часто принимают развод родителей на свой счет, считают, что ушедший родитель бросил именно их, это наносит серьезный удар по их самооценке и по их способности доверять окружающему миру. Нередко «подливает масла в огонь» оставшийся с ребенком родитель (обычно это мама).  

Их попытки справиться со своими обидами и виной за несохраненный брак приводят к тому, что они настраивают ребенка против отца, препятствуют их общению, бессознательно подкрепляют разные проблемы в поведении детей, чтобы доказать, как тяжелы последствия развода, и как виноват ушедший.  За такую очную или заочную борьбу супругов друг с другом после развода тоже в первую очередь расплачивается ребенок.

Видимо, и в случае Хомэйона, дети еще до развода родителей были втянуты в не вполне благополучные взаимоотношения родителей. И после развода они не смогли строить независимые отношения с каждым из родителей отдельно, их отношение к отцу сильно зависит от того, насколько их мать на него обижена.

Детям нередко кажется, что поддерживая хорошие отношения с одним из своих находящихся в разводе родителей, они предают другого. Это жестоко со стороны родителей ставить детей перед таким выбором. Хомэйон делает лучшее из того, что он мог бы сделать в такой ситуации: строит свое личное счастье и не оставляет попыток наладить отношения с детьми от прошлого брака, постоянно дает им знать, что они ему важны и нужны.  Счастливому родителю гораздо проще сделать своих детей счастливыми, чем тому, кто обижен на своих бывших партнеров и заодно на весь мир.

---

Как предотвратить подобные ситуации?

Елена Чеботарёва, психолог:

Бывает, что отцы сдаются и в менее сложных ситуациях. Почему так происходит?  В принципе, отцам освоить новую родительскую роль сложнее, чем матерям. Организм мужчины не готовит его постепенно к тому, что он станет отцом, как это происходит с женщинами.

Кроме того, традиционно у мужчин и женщин в семье разные роли: женщина обычно отвечает за то, что внутри семьи, а мужчина – за «добычу внешних ресурсов». Еще на этапе ожидания ребенка эти роли закрепляются. Беременная женщина все больше увлекается «обустройством гнезда» и все больше погружается в свой внутренний мир, а от мужчины в этот период ожидается еще больше ресурсов, более активное взаимодействие с внешним миром для решения разных семейных задач.  

Период ожидания ребенка (особенно первенца) тревожен для обоих, но поскольку ребенка носит женщина, то ей причитаются все забота и внимание, мужчина со своими тревогами должен справляться сам, а заодно и с капризами беременной жены, и с возросшей ответственностью.

Уже на этом этапе супруги нередко эмоционально отдаляются друг от друга. С появлением ребенка эта дистанция еще больше увеличивается. А если у молодой мамы и родни, помогающей ей с ребенком, есть много страхов по поводу того, как обращаться с младенцем, то молодой отец, который пытается после всех своих хлопот вне дома поучаствовать в жизни малыша, резко критикуется (он все делает «не так»).  

В такой ситуации сдаются даже очень заинтересованные отцы. Они послушно занимают ту нишу, на которую им указывают мамы и бабушки – снаружи семьи. Там они чувствуют себя компетентными, нужными и полезными. И когда тревоги вокруг ребенка улягутся, отцу уже не так просто решиться вернуться внутрь семьи.

Нужны усилия обоих супругов для того, чтобы, начиная еще с этапа ожидания ребенка, вместе становиться родителями и оставаться партнерами по родительству на протяжении всей жизни, даже если в какой-то момент они решат больше не быть супругами.

Эти письма отцов показывают, что для мужчин быть родителями также важно, как и для женщин. И то, что им не всегда удается освоить или сохранить эту роль – не только их вина. Как бы ни складывались отношения супругов, им важно понимать, что детям необходимо, чтобы в их жизни присутствовали оба родителя.

---

Иллюстрации: Дмитрий Со