Писательница Гузель Яхина о семье, романах и гражданской позиции

О писательстве, семье и двух культурах

— Думали ли вы, что станете писательницей?

Нет, я мечтала стать сценаристом и кинорежиссером. Готовилась к поступлению во ВГИК. По ночам смотрела шедевры кинематографа на Первом канале (тогда он назывался по-другому), ходила в кино, читала в библиотеках всё, что касалось кино и сценаристики. Это была большая мечта, но она не сбылась. В начале 90-х надо было рассуждать более приземленно. Тогда я начала изучать иностранные языки, о чем совершенно не жалею. Это меня обогатило. Я работала со словом с семи лет, была редактором школьных и юношеских газет. Поэтому для меня работа со словом была привычным делом.

— Учитывая бэкграунд вашей семьи, считаете ли вы, что смогли получить интеллигентный или интеллектуальный капитал?

Я очень богатая девочка. У меня бабушка с дедушкой — деревенские татары. В их доме я проводила очень много времени, вела одинокую жизнь и общалась с природой. Занималась посадкой, садом, огородом, выходила гулять на реку и в лес. В этом доме я научилась тем ритуалам, которые описывала в романе «Зулейха открывает глаза». Это остатки языческих верований, которые бытовали в татарских семьях. В детстве я не понимала их смысла, но входя в дом, старалась пройти как можно быстрее от порога, заглядывала в печку, брала хлеб только правой рукой. Для тех, кто жил в Татарстане, это были обыденные вещи, а остальные восприняли это как нечто экзотическое. Даже черепа над воротами, которые я описала в романе — они висели на воротах моего дедушки.

Со стороны папы была семья казанских татар и совсем другой уклад. Это была буржуазная семья, в квартире у которых был очень строгий распорядок дня и фортепианные вечера. С одной стороны я старшая, с другой — я долгое время была младшей. В одном месте я отвечала за младших, в другом вокруг меня все бегали толпой. Всё это оказало на меня очень большое влияние. Сейчас, чем старше становлюсь, тем больше понимаю, насколько мне повезло с семьей и с тем, что я была вхожа в такие разные культуры.

Я росла в татарской семье. Сдержанность, закрытость и поэтический взгляд на мир нам свойственны.

— Не было ли вам тяжело синтезировать эти два мира, потому что в них, наверное, кроется потенциальный конфликт. Вы хотели их примирить?

Для меня этого вопроса нет. Две культуры как две ноги. Ты не думаешь, куда тебе идти: на север, на восток, на запад или на юг, ты просто идёшь. Точно так же мы живем в Казани. Несомненно, имеет значение то, что Казанское ханство было завоевано в 1552 году и почти 500 лет татары живут с русскими. В городе степень взаимопроникновения двух народов очень большая. Казань воспитывает жизни на границе двух культурных миров. В городе много разных частей и районов: есть бывшая татарская и русская части города, есть деревянный и каменный города, есть советская часть и исторический центр. Ты ходишь по Казани словно перемещаясь между этими мирами. Об отсутствии конфликта говорит то, что в советское и нынешнее время процент смешанных браков (русско-татарских) остаётся более 30%.

О писательском процессе

Чтобы написать роман я на два года «выключила» внешний мир. Мне было необходимо, чтобы все эмоции синтезировались на экране компьютера или внутри, в истории, которую я создаю. Поэтому я не читала новости и встречалась только с читателями, ведь это часть моей работы. Я поняла, что так работает моё сознание: необходима скорлупа, чтобы там, на этом хуторе, что-то из себя достать.

В своей колонке российский журналист Станислав Кучер сказал «Жизнь — это не черно-белая фотография. Она цветная» и я с ним совершенно согласна. Политизированность дает черно-белую картинку и вынуждает тебя выбирать либо черное, либо белое. Мне не нравится вынужденный выбор, я хочу делать его сама. Именно поэтому в своих романах я стараюсь показать этот цвет и объем.

Когда ты пишешь большой текст год, два ,три — это меняет тебя. Не всегда в лучшую сторону.

В процессе написания романа ты понимаешь что-то о своих близких и приятелях,  это сказывается на вашем общении. Ты можешь, наконец, расстаться с кем-то. Книга может влиять на твоё здоровье и психическое состояние, на детей, если они ревнуют к тексту. Она влияет на жизнь вокруг тебя. Эти перемены и есть богатство и цена, которую ты платишь за произведение.

Романы, исторические факты и их достоверность

Я хотела построить роман «Зулейха открывает глаза»  так, чтобы он начинался эмоционально, имел национальные черты, а позже перерастал во что-то другое. В первой части романа очень много фотографического, этнического, деталей быта, легенд, имен сказочных персонажей и тюркских слов. Потом, когда Зулейха попадает в ссылку, она встречает людей со всего Советского Союза. Здесь мне хотелось бы, чтобы национальный мотив отошёл на второй план и выступила человеческая история. Именно поэтому и появилась любовная линия с русским мужчиной.

Было мнение, что роман «Зулейха открывает глаза» про Сталина. Что её путь это есть оправдание сталинского режима, оправдание этого грустного счастья. Но мне кажется, что эти интерпретации говорят больше о людях, которые так считают.

При подготовке романа «Дети мои» я больше и тщательнее вычищала материал, так как боялась ошибиться. В итоге у меня было огромное количество событий, о которых я хотела бы рассказать. Могу поделиться, что в книге есть одна большая глава о событиях 1929 года. В главе описывается ситуация, когда главный герой со своей дочерью бежит в Москву в надежде добыть там немецкий паспорт и мигрировать. Это не очень известный исторический факт: многие советские немцы съехались в Москву и её пригороды в 1929 году. Они оккупировали Германское посольство, надеясь получить паспорта. Эти события получили название «Московская эпопея». После нескольких месяцев их разогнали, развезли по домам. Этот эпизод в 8000 знаков был отрезан, потому что с художественной точки зрения глава мне мешала. Таких моментов было несколько. Пришлось чем-то жертвовать, чтобы роман сохранил целостность. Иначе это был бы учебник истории.

— Сам факт того, что вы выбрали фикшн в качестве языка, не сглаживает ли историческую правоту со всеми этими красками?

То, как автор пишет, в какой форме, в каком жанре — это его способ мышления. У кого-то это лучше получается в виде цифр, у кого-то — в виде живописи, а у кого-то в виде прозы. Я не историк, но пользовалась историческими книгами. Для меня невероятным комплиментом было, когда один историк сказал, что он читает мой роман и видит документальное подтверждение прошедших событий. Это для меня высший комплимент.

Для меня важно сохранить историческую достоверность, чтобы приподняв сюжет, драматургию, метафоры и стиль, читатель обнаружил четкий каркас исторических фактов.

Что касается романа «Дети мои», документальность вынесена на последние страницы. Эпилог романа намеренно был сделан сухим. Он был похож на справку того, что было с героем. Это сделано для того, чтобы на последних страницах вытащить читателя из сказки и показать, что да, ты прочитал вымышленный сюжет, но это реальные люди. Вот столько людей было отправлено в депортацию. Такие факты создают контраст — художественный прием, который, надеюсь, поможет читателю лучше осознать точную конкретную историческую привязку.

Я не считаю, что читатель должен узнавать об исторических событиях из художественной литературы, но если кому-то захочется узнать про раскулачивание или о судьбе немцев Поволжья, в моих романах нет противоречий исторических фактов. Я уверена, потому что оба романа были вычитаны экспертами. «Зулейха открывает глаза» читала историк Ирина Щербакова. А роман «Дети мои» читал профессор истории Аркадий Адольфович Герман. Они искали ошибки, недочеты и ляпы. Нашёлся один маленький недочет, который я посчитала возможным оставить.

Электронная или бумажная книга?

Несколько лет назад я провела над собой эксперимент — отказалась от чтения бумажных книг на три месяца. За это время я поняла несколько вещей:

Первое. Есть тексты, которые прекрасно воспринимаются в электронном виде. Это сценарии, научные истории, нон-фикшн. Это те книги, которые хорошо структурированы и написаны ёмким языком. Они, на мой взгляд, воспринимаются с экрана прекрасно.

Второе. Электронный носитель — это самый честный способ общения читателя и автора. Автору бумажной книги помогает всё: вес книги в руке, художник, который разработал макет, шрифт, верстка, включая запах бумаги, который помогает не отвлекаться от текста и настраивает читателя на более чувственное восприятие. А в случае с экраном, автору не помогает ничего, только текст.

Электронное слово очень сильное. Либо ты захватываешь читателя, либо нет.

— В постсоветских странах общество ждёт выражения гражданской позиции от интеллигенции, творческих, критически мыслящих людей. Вы чувствуете такое давление?

Если есть чувство давления, то я хочу от него избавиться. Что касается гражданской позиции по отношению к Сталину, сталинизму и репрессиям, я высказываю её в своих романах и верю, что это гораздо лучше того, если бы я вышла на какой-нибудь митинг. Кому надо, тот поймет. В романе «Дети мои» невозможно четче выразить свою позицию. Это моё отношение к молчащему поколению. Это то, что меня занимает и кажется актуальным в последние 20 лет.

— Я не читал ваши книги, и понял, что «Дети мои» более уверенный, смелый шаг с точки зрения роста самого автора. Эти две книги — часть одного. Нет ли у вас желания этот шар расколоть и говорить о чем-то другом. Может вообще о современности?

Я надеюсь, что созрею к разговорам о современности. Для этого нужна очень тонкая настройка и язык. А пока то, что я пишу о сегодняшнем дне, мне не нравится. Есть мысль о третьей исторический книге. Пока меня туда тянет и пока есть интерес, думаю, лучше его исписать.