Почему Бахыт Бубиканова — одна из важнейших фигур современного искусства Казахстана

В интервью для STEPPE кураторка Юлия Сорокина рассказывает о вкладе Бахыт Бубикановой в современное искусство Казахстана, ее работе с разными медиа и сочетании национальных и глобальных контекстов. Помимо этого, она объясняет роль иронии в творчестве художницы и значение премии B. Bubikanova Art Prize для поддержки молодых авторов и сохранения ее наследия.

---

— Как бы вы объяснили человеку, который не знаком с ее творчеством, почему Бахыт Бубиканова — одна из важнейших фигур в истории современного искусства Казахстана?

Я бы сказала, что она стала мостом между первым поколением contemporary art художников Казахстана и новым — rising stars, выходящими на международную арену. Бахыт была значимым и ярким переходным звеном. У нее был уникальный художественный язык, который важен для любого художника. В современном казахстанском искусстве Бахыт Бубиканова занимает особое место и остается значимой фигурой. Более того, она ярко представила женское искусство. Бахыт успешно сочетала творческую карьеру с ролью матери и жены, несмотря на свою короткую жизнь. 

Однажды я разговаривала об участии в Венецианском павильоне с Лизой Ахмади, председателем Азиатского общества в США. Она отметила: для нее художник для биеннале — это тот, кто может заполнить целый музей своими работами. Несмотря на короткую жизнь, Бахыт могла бы это сделать. Это свидетельствует о ее глубокой вовлеченности и огромном творческом потенциале.

— Бахыт работала в самых разных техниках — живописи, коллаже, перформансе, видеоарте и других. Насколько такой мультидисциплинарный подход до сих пор уникален для казахстанского арт-пространства?

Бахыт часто практиковала конвергентность — взаимопроникновение художественных форм. Она работала на грани, предвосхищая новые техники и размывая границы между медиа, объединяя их в цельное высказывание. Несмотря на непростой характер, она умела интересно взаимодействовать с другими художниками. 

Сегодня такой подход не уникален. Многие наши лучшие художники работают в разных видах искусства и пересекают границы. Возможно, это черта номадической культуры или следствие развития вдали от признанных культурных центров. В этом смысле их можно назвать маргиналами — не в негативном смысле. Это те, кто работает «на полях», в межграничных пространствах. Смешение медиа — отличительная черта художников в сложных культурных контекстах. У меня даже была серия статей под названием «Сталкеры маргинальности», и Бахыт Бубиканова была ее ярким героем.

— Как вы думаете, как обучение на факультете скульптуры и занятия у Молдакула Нарымбетова повлияли на ее визуальную и концептуальную свободу?

Мне кажется — это два разных этапа ее жизни. Специализация в монументальной скульптуре дала ей умение делать очень структурные высказывания. Она научилась объединять замысел в мощный, цельный образ. Это развило у нее объемное видение — даже в ироничных или легких работах чувствовалась масштабность жеста.

От Молдакула Нарымбетова она переняла способность концептуализировать и формулировать идеи в парадоксальной форме. Он сам был неоднозначным художником. Бахыт сумела соединить эти качества.

Как талантливый художник, она аккумулировала все ценное от учителей. Это стало основой ее творческой экзистенции. Есть выражение «политическое животное» — про человека, для которого политика — естественная среда. Бахыт же была «художественным животным» — человеком, который естественно и искренне выражал свою суть. Она сочетала в себе талант, дар и умение учиться.

— Можно ли сказать, что искусство Бахыт Бубикановой — это сочетание иронии, юмора и глубокой философской рефлексии? Насколько значимую роль юмор играл в ее творчестве?

Ирония и юмор для Бахыт, на мой взгляд, были очень важны. У нее это выражалось по-своему: иногда довольно жестко и бескомпромиссно — как по отношению к другим, так и к себе. Если она замечала что-то ироничное, то могла тут же превратить это в артефакт.

В ее работах часто присутствовала крайняя степень выразительности и преувеличения. Недаром она употребляла термин «казахское барокко» — с его контрастами, тенебризмом — эффектом освещенности, преувеличением, движением, динамикой и избыточностью. Ирония у нее была острой, но органичной. Даже в самых дерзких или на первый взгляд легкомысленных жестах она оставалась цельной. Бахыт сознательно использовала игру и дурачество как художественный прием.

— Одна из ее последних серий работ связана с «Черным квадратом» Малевича и перформансом, в котором она разрезала материалы. Что для нее символизировало разрушение как художественный метод?

В диалоге с Малевичем Бахыт осознавала, что с момента создания «Черного квадрата» прошло более ста лет. Он тогда символизировал нулевую точку отсчета — начало новой эпохи. Она, вероятно, искала свою «нулевую точку» в современности, чувствуя, что ее творчество тоже может стать стартом чего-то нового.

Она часто смешивала медиа и идеи, меняла правила игры, работая на грани перехода в иную художественную парадигму. По сути, это был уже не постмодернизм, но и еще не до конца оформленное новое — возможно, метамодернизм.

Разрушение в ее искусстве было не просто деконструкцией в духе постмодернизма, а прорывом к новому. Перформанс с ковром можно рассматривать как проникновение в другие культурные паттерны и отражение личного опыта: последние годы она жила с осознанием неизлечимой болезни и разрушения своего тела. Перевод этой энергии в художественный жест мог быть способом ее переработки. При этом все, что она делала, оставалось необычным, талантливым и становилось новым осмыслением художественного процесса.

— Как вы считаете, как Бахыт Бубиканова умела сочетать национальные и глобальные смыслы, сохраняя при этом глубокую связь с казахстанской культурой и реалиями Центральной Азии?

Бахыт, безусловно, работала, исходя из принципа «глокал» — соединения глобального и локального. Это видно во многих ее произведениях: она часто обращалась к орнаменту и орнаментальным паттернам. Она работала со своим телом как с телом представительницы азиатской и казахстанской культуры. В перформансах могла ссылаться на казахское музыкальное наследие, в живописи — использовать декоративные узоры или текстуальные смыслы, называя работы на казахском языке.

Это никогда не было конъюнктурным объединением — она делала это тонко и точно, отсылая к нюансам, важным лично для нее. Можно сказать, что Бахыт органично соединяла национальное и глобальное, не педалируя тему, а проживая ее. Ей вообще была свойственна эта органика во всем.

— Почему конкурс B. Bubikanova Art Prize стал логичным и значимым продолжением ее дела? Что он символизирует сегодня?

Конкурс безусловно вырос из ее идей и ценностей. Бахыт прожила обидно мало и не успела реализовать все, что хотела. Ее уход в тридцать с небольшим лет — большая потеря для всего нашего сообщества.

Конкурс B. Bubikanova Art Prize дает молодым художникам возможность по-новому взглянуть на ее работы. Каждый год он задает новый вектор исследования ее искусства и сопоставляет его с творчеством современных авторов. Конкурс предлагает учиться у нее или передать творческий «привет». Это шанс прикоснуться к ее личности и к истории современного искусства Центральной Азии.

Сопоставление своего искусства с ее наследием задает высокую планку. Участие институций, таких как музей искусств имени Кастеева, усиливает ценность инициативы. Нам нужны такие конкурсы, ведь у нас уже есть свои легенды и вершины в современном искусстве региона. Важно сохранять память о них.

— Какие идеи из творчества Бахыт вы видите в работах финалистов конкурса?

Я не столько вижу в работах финалистов конкретные идеи из творчества Бахыт. Скорее, это ценности, которые были ей близки. Прежде всего — парадоксальность подходов, взаимопроникновение медиа и ироничный взгляд на все. Эти качества, как говорят организаторы, «конгениальны» Бахыт и могут считаться продолжением ее творческой ипостаси.

Радостно видеть в финалистах этот дух — стремление к поиску нового, к открытию неожиданных связей, к смелым высказываниям и экспериментам с формой. Для меня это особенно важно, когда мы оцениваем работы молодых художников, подающих свои проекты на конкурс.

— Как вы считаете, что означает имя Бахыт Бубикановой сегодня — в контексте будущего казахстанского искусства?

Значение ее имени сегодня, на мой взгляд, очевидно: она уже вошла в историю. Бахыт перешла ту самую «реку забвения» — и осталась на ее противоположном берегу, в памяти. Ее место в истории искусства Центральной Азии и Казахстана закреплено. Ее творчество ждет своих исследователей и историков искусства, которые будут рассматривать его в контексте эпохи или других различных контекстах. И все это еще впереди. Но то, что она уже в истории — это безусловно.