Qantar — молодая иллюстраторка из Актобе. На её работах часто изображены девушки в национальных костюмах: чапанах, кимешеках, традиционных украшениях. Несмотря на архаичные образы, персонажи моментально оживают, ведь она дарует им голос, чтобы говорить о насилии, авторитаризме, дискриминации и желанном освобождении.
— Когда вы начали рисовать?
Рисовала в детстве, как и все дети. С пятого по восьмой классы ходила на кружок ИЗО, но потом забросила на долгие-долгие годы. Этому поспособствовало несколько причин: агрессивная преподавательница кружка, увлечение исламом, отсутствие роста и потеря интереса из-за смены школы. Трудно выделить что-то одно, но могу рассказать о втором аспекте — исламе.
В возрасте 13-14 лет я была очень религиозной, что во многом формировалось благодаря среде. Например, около десяти моих бывших одноклассниц носят хиджабы или абаи. Сложно называть религиозность стереотипом для Актобе, если это действительно так. В то время перестала рисовать, потому что в исламе запрещено изображать людей. Возобновила творчество только около шести-семи лет назад, когда купила графический планшет.
Раньше мне было неловко говорить о прежней религиозности, но я приняла этот отрезок времени, и сейчас ислам представляется мне лишь предметом культурологического интереса.
— Вы часто изображаете персонажей в национальных нарядах, но избегаете традиционного и патриархального образа. Как вам удаётся сохранить баланс?
Да, мои персонажи — это всегда казахская женщина, девушка, девочка, кимешек и чапан, детализированные украшения и узоры. Наверное, получается так, потому что сама балансирую между всем этим. Я родилась в очень патриархально-консервативной семье, но каким-то образом выросла очень либеральной. Мои родители, несмотря на свой традиционализм, никогда не навязывали мне свои взгляды и не запрещали делать что-либо, благодаря чему мы пришли к согласию.
— С чем связана патриархальность? Ведь время идёт стремительно, но традиционализм не подвержен изменениям. Это проблематично?
Возможно, людям просто страшно. Их одолевает тревога за завтрашний день, за свои честь и достоинство, за своих детей и внуков. Это и не даёт старшему поколению принять изменения в обществе. Все перемены кажутся им «опасными» и нарушающими покой и порядок. Этот же страх они передают детям, которые вырастают уже с чувством отвращения.
Цепочка продолжается и какая-то часть общества консервируется в собственных убеждениях, взглядах и тревожности.
По-моему, есть даже несколько лабораторных исследований, которые показывают, что консерватизм напрямую связан с ответом мозга на страх и угрозы. А патриархальность, как мне кажется, просто попытка некоторых людей защитить свои привилегии — не более того. Конечно, это проблематично, потому что такие люди — а их подавляющее большинство — сильно отстают в вопросах равенства и гражданской свободы.
Традиционалисты понимают, что с изменениями, которые приносят обществу свободу, они теряют доступные им сейчас преимущества.
— В условиях отсутствия демократии и свободы слова гражданское самосознание часто находит свой выход в творчестве. Может ли искусство стать терапией для народа?
Искусство как терапия — только для переосмысления прошлого, но никак не для эскапизма от сложностей настоящего. Так что я очень надеюсь, что искусство станет триггером для спящего народа.
— Слышали ли вы хейт о своём творчестве, учитывая, что национальные и культурные образы часто монополизированы националистами, которые не терпят либеральных ценностей?
Да, приходилось читать всякое в личных сообщениях и комментариях. Иногда даже желали смерти, но хороших отзывов и пожеланий всегда больше, поэтому я в порядке и легко отношусь к хейтерам. Долгое время всё казахское принадлежало группе традиционалистов, которые даже и не задумывались, что казахи, а особенно казашки, могут жить и выглядеть иначе.
Сейчас выросли совсем другие люди, которые устали от закостенелых «национальных» образов и устоев.
Некоторые из этих людей отворачиваются от своей культуры, не сумев идентифицировать себя с ней и не найдя точек соприкосновения. А некоторые решают адаптировать культуру под себя. Ни первые, ни вторые не нравятся националистам, так что не удивительно, что они скулят и на тех и на других.
— Есть ли образ или ситуация, которые бы вы никогда не решились нарисовать?
Вряд ли когда-нибудь буду рисовать классический для казахской живописи образ маскулинного батыра или хана, величаво восседающего на коне или троне.
— Почему вам важно создавать?
У меня нет особых талантов и умений, кроме рисования, поэтому творчество очень важно для меня. Создаю иллюстрации для того, чтобы показать свой взгляд на те или иные темы. Протестные же работы подписываю и оставляю больше для выражения себя и своих мыслей, а не для воздействия на зрителей.
— Вы не выставляете свои фотографии, не раскрываете полного имени. Так вы отстраняетесь от зрителей, чтобы они обращали внимание только на творчество?
Да, мне комфортно быть в тени своих рисунков. Думаю, что во мне, кроме творчества, нет ничего интересного. К тому же считаю странным феномен эпохи интернета, когда фотографии и личные данные могут быть доступны всем желающим.
— Сегодня художники прежде создают образ и социальный посыл. Что важнее — мастерство или смысл?
Думаю, смысл важнее. Набить руку и научиться рисовать может каждый, но не у всех получается заполнить форму смыслом. У меня, к слову, часто бывают трудности с этим.
— Есть ли единая мысль в ваших работах?
Меня многое беспокоит в нашей стране, но пока есть иллюстрации о проблемах экологии, бытового насилия и авторитаризма, который во многом и мешает решению всех этих вопросов. Я долго думала об этом и пришла к выводу, что у меня нет глубокого месседжа в иллюстрациях. Общая мысль, наверное, такая: «Хей, смотрите какие крутые кимешеки».
Иллюстрация в поддержку петиции @auagroup
— Что вас вдохновляет?
Вдохновляют архивные фото, этнические украшения, мифология, различный фольклор, картины и иногда музыка. Например, перед процессом создания я включаю плейлист, подкаст или лекцию. Мне важно, чтобы был фоновый звук, потому что это помогает концентрироваться. Ещё мне нравится история, особенно античная, и этнография. Читаю много книг о Древней Греции, слушаю лекции, люблю мангу.
Из вдохновляющих и любимых художников могу отметить классиков: Гүлфайрус Исмаилова и Қанафия Тельжанов. Благодаря иллюстрациям в учебниках, в начальных классах полюбила творчество Ағымсалы Дүзельханова. Когда училась в седьмом-восьмом классе, открыла для себя художницу Ассоль Сас, за которой всё ещё слежу. Помимо этого, воодушевляют современные казахстанские диджитал художницы.
Работы Гульфайрус Исмаиловой, арт-галерея «Жаухар»
— В эпоху Ренессанса воспевалась красота, позже, с приходом постмодерна — «уродство» и ирония. А о чём говорит современное искусство?
Я не искусствовед, но мне кажется, что сейчас искусство стало намного искреннее. Всё меньше и меньше едкой иронии и всё больше художников, которые просто говорят о чем-то своём и наслаждаются рисованием.
Если говорить о диджитал артистах, то этот народ, по моему мнению, хочет зарабатывать на жизнь своим творчеством, рисовать, что нравится и повышать свой скил. Своего рода simple life. А современное «музейное» искусство всегда очень громко заявляло о своём мировоззрении. Также и сейчас и, кажется, так будет всегда.
Похоже, что желания шокировать публику уже нет. Художники стали бережнее относиться к зрителям.
— Обращаясь к образу современной казахстанской девушки, какой она представляется вам?
Мы разные. Нет единого образа. Среди моего круга знакомых, казахстанки очень яркие и внешне, и по характеру. При этом они открытые и дружелюбные. Настолько дружелюбные, что иногда мне кажется, что это только у меня проблемы с интровертностью.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)
