Кто такой продакт-менеджер и почему ИИ не сможет заменить эту профессию
Искусственный интеллект является удобным инструментом для работы, но не сможет заменить все профессии. Таким мнением поделился...
По данным ЮНИСЕФ, 67% казахстанских родителей применяют насилие в воспитании детей, а 75% поддерживают телесные наказания. Мы поговорили с тремя героями, которые на протяжении многих лет подвергались домашнему физическому насилию.
Валентина, 22 года:
Я всегда больше любила отца, он никогда не бил меня. Главным агрессором всегда была мама.
Я помню все случаи, но один особенно. Мне было где-то 11 или 12 лет. Я пришла со школы и сразу пошла в душ, мама в тот день была в ужасном настроении. Я знала, что она будет бить меня из-за тройки по математике и очень долго стояла под душем. Когда я вышла, она схватила меня за волосы, накрутила их на кулак и ударила меня об дверь. Я упала, у меня пошла кровь из носа.
Я вырвалась и закрылась в кладовке, а мама просила меня открыть, обещала, что не будет бить и извинялась.
Когда я открыла дверь, она опять схватила меня и поволокла в зал, била по ногам, спине и голове. Я плакала и молила ее остановиться, обещала, что больше так не буду, что буду стараться сильнее.
В тот день она впервые назвала меня шлюхой.
Она била меня каждый раз, когда была не в духе, когда я приходила с плохой оценкой, когда она ругалась с папой или обижалась на него. Она говорила, что мы с ним очень похожи, что я такая же свинья, как он. Наверное, она делала это, потому что подозревала отца в изменах, и вымещала злость на мне.
Я никогда не рассказывала об этом и не просила о помощи, даже папе не говорила. Однажды я рассказала все другу, но он лишь посмеялся и сказал, что моя мать прекрасная женщина, и делает все, чтобы я была счастлива. Думаю, это из-за того, что мы были очень состоятельной семьей, и он считал, что в таких семьях нет проблем.
Впервые я дала сдачи, когда мне было 18, потому что перестала ее бояться.
В тот день я укусила ее за руку, когда она опять пыталась схватить меня за волосы. Побои прекратились сразу же, но я поняла, что никогда не буду счастлива, если не уеду от нее. В 20 лет я уехала в другую страну, начала жить со своим парнем и вышла замуж.
Сейчас мои отношения с мамой улучшились, мы общаемся по телефону. Но, когда я приезжаю к ней, то я думаю только о том, когда мы поругаемся, сегодня или на следующий день.
Я еще не задумываюсь о детях, но надеюсь, что стану для них хорошей матерью и никогда не буду причинять им душевную или физическую боль. Хотя о таком никогда не знаешь заранее. Вряд ли моя мама мечтала бить меня, когда рожала. Мне кажется, что в глубине души ей стыдно.
Мария, 18 лет:
Это началось в начальной школе, в первый раз меня до кровоподтеков избили скакалкой. В меня могли бросать разные вещи, ножи, вилки и другие предметы посуды.
Я жила в страхе, мне даже предоставляли выбор, спрашивая, каким предметом я бы хотела быть побитой.
Фразы «ты страшная», «дальше проститутки не уйдешь», «бестолочь безрукая» я слышала всю жизнь. Меня били где-то раз в месяц, иногда чаще. Если бил один родитель, то второй всегда был провокатором, оказывал давление.
Когда меня били, я старалась кричать изо всех сил, чтобы соседи услышали, и кто-то пришел на помощь, но это было бесполезно.
Тем не менее, я стремилась быть лучше в их глазах. Обучалась всему, что могло приносить доход, рано начала работать, чтобы обеспечивать себя и свои интересы.
Когда отец был в ярости, он пытался сделать мне больно не только физически, но и морально. Между ударами он кричал, что я предала его, что он никогда не будет мне доверять. Я всегда терпеливо ожидала, когда он устанет, давать сдачи было бы бессмысленно.
Родители всегда говорили, что я сама во всем виновата, что заслужила больше, чем мне досталось и должна сказать «спасибо» за пощаду. Это удовольствие в их глазах пугало меня даже больше, чем действия.
Побои прекратились, когда мне исполнилось 17 лет, после бесчисленных попыток суицида и угроз со стороны школы о лишении родительских прав.
Я все еще живу с ними, делаю вид, что все хорошо, и не нарываюсь на конфликт. Мой психотерапевт сказала, что родителей необязательно любить. Я не люблю их, но ценю их финансовый вклад в меня. Другого я не получила.
Из-за физического и морального насилия, я долгое время относилась к людям с опаской, никому не доверяла. Всегда ждала атаки или подвоха со стороны людей. Сейчас меня мучают судороги и галлюцинации.
В будущем я не хочу, чтобы родители касались моих детей. Они никогда к ним не подойдут. Пусть смотрят, для этого и придумали видео, видео-чаты и скайп. Мои дети не узнают о домашнем насилии на личном опыте. По стопам родителей я точно не пойду.
Мне стыдно, что я не знаю, что такое семья. У меня не сформирована модель семьи. Многие мои ровесники находятся в отношениях или выходят замуж, а я бегу от этого. Я никогда не просила у родителей больше, чем они могли мне дать, никогда не просила невозможного. Я просто хотела быть нужной и любимой.
Айтолкын, 24 года:
В детстве я жила вполне мирно, но, когда у меня начался подростковый период, родители очень бурно реагировали на проявления моего характера.
Когда мне было 13 лет, мама избила меня за короткую, по ее мнению, юбку. На самом деле, она была чуть выше колена. Она жестоко избивала меня в течение полутора-двух часов, повторяя при этом, что я проститутка. Причины для побоев всегда были разные: не убралась дома, подгорел лук, у нее просто могло не быть настроения.
Она говорила, что если бы знала, какой я вырасту, то сделала бы аборт, что мне лучше умереть.
Изредка, раза два или три за все годы, у меня просили прощения, но это было неискренне, просто для успокоения совести. При этом мне говорили, что я сама виновата в том, что меня избили.
Если судить объективно, то я была хорошим ребенком. Хорошо училась, гулять не ходила, общалась с хорошими ребятами, ничего не употребляла. Получала я всегда за то, что у меня было собственное мнение.
Когда я училась в школе, меня били раз-два в месяц. Чем старше я становилась, тем реже меня били, но делали это более жестоко. Папа обычно не вмешивался, но иногда пытался остановить. Последние пару лет присоединялся сам.
Раньше я не сопротивлялась, только терпела и просила остановиться. Естественно, меня никто не слушал. Лет с 19 я начала кричать, чтобы они ко мне не подходили, защищалась руками. Однажды я даже позвонила в полицию, потому что меня некому было защитить. За это родители выгнали меня из дома и сказали, что я им больше не дочь.
Последний раз меня избили летом. После этого я ушла из дома, а когда вернулась, мама попросила прощения. Больше такого не повторялось. Сейчас наши отношения стабильные. Если начинается какая-то ссора, то я просто ухожу к себе.
Я по натуре достаточно нервная, многолетние побои и ужасное ко мне отношение усугубило это.
Раньше, если люди рядом со мной просто поднимали руки, я закрывала голову руками – рефлекс. Я до сих пор вздрагиваю от любых прикосновений.
Я не уверена в себе и постоянно считаю, что со мной что-то не так, но стараюсь не зацикливаться на этом и жить дальше.
Я точно знаю, что никогда не буду бить своих детей. Я не хочу продолжать этот ужас.
Жибек Жолдасова, Кандидат Медицинских Наук, врач психиатр-психотерапевт:
У меня есть много пациентов, которые говорят, что подвергались насилию в детстве. Обычно ко мне приходят уже взрослые люди. Если подростки, то постарше, 17-18 лет. Дети не могут пойти к психотерапевту, потому что они постоянно находятся под контролем взрослых.
В школе или детском саду таких детей легко определить. На любое повышение голоса, на любой жест или взмах руки они сразу сворачиваются в комок, хотят спрятаться, закрывают голову руками. Сразу можно понять, что скорее всего этого ребенка бьют. Многие мои пациенты, пережившие физическое насилие, ведут себя так уже во взрослой жизни.
При этом, если девочки эмоциональны и чувствительны, то рано или поздно они расскажут кому-нибудь о том, что с ними произошло. Мальчики больше склонны скрывать это. Они вообще намного реже ходят к психологам и психотерапевтам. Основная масса моих пациентов – женщины и девушки.
Бывает, что насилие очень негативно сказывается на дальнейшей жизни людей.
Модель поведения закрепляется в детстве, и человек привыкает к тому, что его постоянно бьют. Часто он потом находит себе такого же абьюзивного партнера.
Так девушки выходят замуж за мужчин, которые тоже их бьют.
Повзрослев и став родителями, они могут начать бить своих детей, думая: «Меня бил отец, и я тебя буду бить. Чем ты лучше меня?». Усвоенная модель поведения настолько сильна, что изменить ее бывает довольно сложно.
Поэтому об этом надо говорить. Напоминать о том, что есть другие способы воспитания, что физическое насилие – это не выход.
Возможно, в жизни у этих родителей не все благополучно. Есть какое-то внутреннее напряжение, чувство неудовлетворенности, комплексы, из-за чего повышается уровень злости и агрессии. И эту агрессию все время нужно на кого-то выливать.
Физическое насилие в семье происходит не потому, что ребенок плохой, а потому, что сам родитель имеет психологический дефект.
А подросткам, подвергающимся физическому насилию, надо обращаться к школьному психологу, больше им некуда идти. Нам нужно категорично повышать уровень школьных психологов. Только единицы школьных психологов владеют какими-то техниками, чтобы им помочь.
Зульфия Байсакова, директор кризисного центра для жертв бытового насилия г. Алматы:
Согласно законодательству Республики Казахстан, несовершеннолетние не могут помещаться в какие-либо государственные учреждения без разрешения суда. У нас в кризисном центре для жертв бытового насилия размещаются родители, то есть матери с детьми.
Кризисный центр оказывает только заочное консультирование по телефону. Нужно понимать, что любая работа, которая проводится с несовершеннолетними, должна проходить с разрешения опекунов или родителей. Это затрудняет очное консультирование несовершеннолетних по многим вопросам. Поэтому мы консультируем подростков по телефону 150, который работает круглосуточно и на анонимной основе. Все звонки бесплатные.
К сожалению, у нас в Казахстане нет ни одной программы, которая была бы направлена на снижение и умение управлять уровнем агрессии, поэтому мы наблюдаем необоснованную агрессию и неадекватное поведение со стороны многих людей. Неправительственные организации и наш кризисный центр пытаются разработать программы по работе с агрессорами, чтобы научить людей управлять своими эмоциями и не проявлять насилие в отношении кого-либо.
Насилие со стороны родителей в отношении несовершеннолетних – это преступление.
Очень важно правильно его идентифицировать, поэтому мы проводим семинары для того, чтобы специалисты, работающие с детьми, могли четко идентифицировать физическое, психологическое, экономическое, сексуальное насилие как по внешним признакам, так и по уровню тревожности, страха детей.
В Казахстане очень слабо развита социально-ориентированная работа с членами семьи. Сегодня, вся работа выстраивается только на оказании помощи жертве бытового насилия, например, подростку, а с родителями работают мало. Их привлекают к ответственности, на этом вся работа заканчивается.
Самый лучший способ оказания помощи несовершеннолетним – это предложить им позвонить по телефону доверия 150, где консультанты-психологи могут профессионально оказать помощь.
Все это происходит анонимно и конфиденциально, что очень важно для несовершеннолетних, потому что они, как правило, запуганы и не знают, к кому обратиться. Следующим инструментом могут быть школьные психологи, которые должны работать в каждой школе. Насколько хорошо они умеют работать – уже другой вопрос.
После сбора доказательной базы, родителей привлекают к административной или уголовной ответственности, в зависимости от степени нанесения телесных повреждений. Если комиссия по делам несовершеннолетних сочтет, что необходимо лишить родительских прав, опека над ребенком передается в государственные органы, а затем физическим лицам, которые могут работать в этом направлении.
Если вы подвергаетесь домашнему насилию, то всегда можете позвонить по номеру доверия 150, где вам смогут помочь.
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)