Альмири Карпыков, сын известного режиссера Абая Карпыкова, рассказал о работе в России, о том, почему у нас до сих пор снимают фильмы про келинок, бандитов и токалок и кто должен заниматься вопросами регулирования киноконтента.
— Расскажите о себе, Альмири. Где вы учились и чем занимались?
Я родился в Алматы. После школы хотел поступить во ВГИК, но мой отец отговорил меня. Ему казалось, что еще рановато. Поступил на международные экономические отношения. Юристы и экономисты — это были и есть самые модные направления. Когда стартовала «Саранча», мне досталась одна из ролей в сериале.
В 2003 году моему отцу предложили снимать сериал на Первом канале «Охота на изюбря». Я работал вторым режиссером в этом проекте. Далее я поступил на высшие режиссерские курсы и обучался в мастерской Юрия Кара при ВГИКе.
— Если бы вы поступали во ВГИК после школы, вы хотели бы попасть на актерский факультет или на режиссуру?
Я уже давно решил, что хочу быть режиссером. Играть — это интересно, но режиссерское ремесло для меня привлекательнее.
— Ваш отец, Абай Карпыков, выступил в качестве продюсера вашего фильма «100 минут о любви», правильно понимаю?
Именно так, мы с 2003 года с ним работаем бок о бок. У нас состоялся хороший творческий дуэт.
— А у вас не возникает битва мнений о том, как снимать?
Конечно, такое бывает. Но творчество заканчивается в подготовительный период — на стадии сценария, а производство — это уже съемка фильма.
Придумывать, творить и обмениваться мнениями нужно до съёмочной площадки.
— Ваш фильм был снят на государственные или частные средства?
Он был снят на частные деньги. Мы нашли источники инвестиций и таким образом собрали необходимую сумму.
— А инвесторы могут навязывать свое видение фильма?
Да, но такие вещи лучше сразу обсуждать на берегу. Мы стараемся привлекать людей, которые доверяют нам процесс творчества. В противном случае, сработаться сложно. Я не сторонник того, чтобы продюсер руководил творческим процессом и влезал в него.
— Расскажите о вашем фильме?
Это фильм о любви. Лирическая мелодрама. Такой легкий, ироничный, музыкальный фильм про Алматы. Сам я очень люблю этот город, он для меня, как живой человек. И через героев я хотел передать его теплоту. В фильме затронуты также социальные темы и проблема выбора между «хочу» и «надо». В картине звучат четыре песни, специально написанные для моего фильма, драматургически обусловленные, чтобы создать атмосферу старого забытого советского кино.
— Сколько по времени заняли съемки фильма?
Мы снимали месяц с небольшим, а производство фильма заняло почти год. Картина, как ребенок — формируется 9 месяцев, примерно.
— Съемки и производство проходили в Алматы?
Не только. Монтаж проходил в Алматы, графику и постпродакшн я производил в Москве.
Привык работать с москвичами, тем более, у меня сохранились старые контакты. В Москве всё-таки больше хороших кадров, чем в Алматы.
— Почему вы выбрали жанр лирической мелодрамы?
В нем можно полнее раскрыть взаимоотношения между людьми, чем в триллерах, допустим. В каждом жанре присутствует история любви и взаимоотношений, но в мелодраме она ставится на первое место.
— Почему у вашего фильма такое название?
Рабочее название фильма «100 минут о любви» было «Мика», потому что это имя главной героини. Но я решил отказаться от него, оно показалось слишком простым. Название родилось от хронометража фильма в 100 минут.
— Сложно было подбирать актёров?
Конечно, сложно, но я люблю кастинги. Часто бывает, что сценаристы пишут под готовых актеров, потому что им так удобнее и легче. А когда ты ищешь актеров под прописанных героев — это сложно, но интересно. Иногда актеры улучшают первоначальный образ героя. Кино — это живой организм, оно меняется на всех стадиях. Иногда кино само диктует тебе правила.
— Вы сыграли одну из центральных ролей. Как вам удалось совместить функцию режиссера и актера?
Ух, это было очень сложно. Я сам не ожидал, что будет так трудно. Когда ты концентрируешься на площадке как режиссер, то ты формируешь каждую сцену и следишь за всем процессом. Когда ты еще и играешь, находясь внутри сцены, эти две вещи начинают сталкиваться. Появляется дезориентация. Наш продюсер помогал мне выйти из этого состояния.
— Лично для вас кино — это вымысел или продолжение реальности?
Кино — это отражение той жизни, которую мы проживаем в реальности. Отражение морального и духовного состояния. Да, кино основано на мифотворчестве, но оно зиждется на тех эмоциях, которые мы переживаем в жизни.
Что переживает общество, то происходит и на экранах. Всё, что нас интересует — это свадьбы, келинки и токалки. Самые острые социальные темы.
— Вы разделяете фильмы на коммерческие и авторские?
Конечно, но коммерческое не исключает авторское. У любого режиссера свой авторский стиль. Я разделяю фильмы на фестивальные и коммерческие. Фестивальное кино доносит свой взгляд до общества в радикальной форме, поэтому оно более яркое, в нем больше крутых оборотов, но мысли те же самые. Фестивальное — политически заряженное. Коммерческое, тем временем, подстраивается под интересы зрителя и даёт создателям заработать денег.
— Какую нишу между ними хотите занять?
Больше склоняюсь к коммерческой нише или даже зрительской. Чтобы мои картины посмотрело как можно больше людей. Кино не для всех — не для меня. Зрительское кино не исключает интеллектуальности, оно не обязательно может быть попкорновым. Оно может нести важные мысли.
Очень рад, что за последний год зрительское кино начинает делать упор в эту сторону. Ты приходишь в кинотеатр и видишь фильмы «мама!» или «Бёрдмэн». Это картины, которые несут сильную смысловую нагрузку.
Фильмы от MARVEL и DC сильно насытили рынок кино.
Мировой зритель требует альтернативу, и меня это радует. В любом случае, кино — это массовая культура. И я не хочу быть непонятым художником.
— Вам не кажется, что в наших кинотеатрах нет особой альтернативы в выборе фильмов?
Я сам до конца не понимаю, как формируется наш кинорынок. Потому что до нас доходят не все хорошие фильмы, а плохие при этом крутят. Думаю, этим должно заниматься министерство культуры. Сейчас мы имеем больше доступа к альтернативным и интересным картинам, но хотелось бы, чтобы у нас было больше кинотеатров.
— Больше чем сейчас?
Да, я думаю, что их катастрофически мало, всего 250 экранов. Нужно 2000 качественных экранов по всему Казахстану. Минкультуры должно заниматься не финансированием фильмов, а формированием рынка сбыта кино.
— Вот вы описали основные сюжеты в современном казахстанском кино: келинки и свадьбы. Почему у нас не создается качественное массовое кино?
Меня этот вопрос очень сильно волнует. Казахстан — мой дом. Я его люблю. И мне хочется, чтобы у нас снимались достойные, качественные и профессиональные фильмы. И у нас есть такая возможность — мы не хуже других. Почему это происходит? Наш рынок формируется искусственно. Повторюсь, у нас мало кинотеатров и мало условий для развития коммерческого кино. Кино требует большого бюджета. Понятно, что можно снять на фотоаппарат и на айфон. Это всё зависит от таланта режиссера. Но производство картины требует больших денежных вложений. Чтобы зарабатывать — мы должны много тратить, а чтобы много тратить — мы должны зарабатывать на прокате. А для этого сейчас условий нет, и отечественных картин выходит очень мало. 20 — 30 картин в год, а их должно быть 300.
У нас до сих пор романтизируют бандитов и снимают про келинок. Комедийный жанр является доминирующим. Хотя он один из самых сложных, по сути, во всем мире. И требует подобающего профессионализма.
— А у вас есть симпатии в современном казахстанском кинематографе?
Нет. У меня все симпатии обращены в сторону западного кино. Я рад, что у нас кино снимается и производство растет, но этого недостаточно.
Если все так и будет продолжаться, то казахстанское кино появится еще не скоро — лет через 50. Оно существует только номинально. На бумаге оно есть, но в реальности его нет.
— Оно должно быть самобытным?
Не обязательно. Даже самое нелепое кино должно присутствовать на экранах. Например, до нас доходят только сливки американского кино, но там тоже производят третьесортные фильмы пачками. Просто у них снимается огромное количество картин и от этого качество растет.
Наш зритель ждёт от казахстанского кино чего-то сверхъестественного. Но для этого нет подобающих условий.
Даже российское кино лучше качеством, и бюджеты там на порядок выше. В России кино снимается за миллион долларов и выше, а у нас могут снять всего за 50 тысяч.
Пока нет рынка сбыта и помощи государства в этом, то деньги, которые идут на производство фильмов, можно сжигать в печке. Разницы не будет.
Проблема в том, что государственные деньги не надо возвращать. За них нужно только отчитаться, и режиссер не преследует цели заработать на нем, а занимается освоением бюджета.
— Если сейчас казахстанского кино нет, то что происходило с ним в прошлом?
Прошлое нельзя брать в расчет, потому что кино было советским. В детстве, как говорят, и хлеб был вкуснее и конфеты послаще. Всё было другого качества, в том числе и казахстанское кино. Оно появилось благодаря эвакуации во время войны киностудии из Ленинграда и Москвы.
До нас дошли только единичные продукты и, если спросить любого казахстанца, то он вспомнит только «Ангел в тюбетейке», «Наш милый доктор» и «Меня зовут Кожа», хотя снималось очень много картин.
Всё развивается параллельно. Будут хорошие качественные дома, дороги, будет и хорошее кино. Всё это взаимосвязано.
На это нужно время, силы и бюджет — этим должно заниматься государство.
— Состояние киноиндустрии раньше было лучше, чем сейчас?
Вся база была лучше, потому что была связана со всем Советским Союзом. А это, на секундочку, 300 миллионов человек. Сейчас наш рынок сузился до 17 миллионов. Тех, кто ходит в кино — в два-три раза меньше.
— Фильмы вашего отца транслировались и в России?
Да, фильмы «Фара» и «Тот, кто нежнее» были совместно сняты Россией и Казахстаном. Они были ориентированы на российского зрителя, и это был переходный период. Тогда кинотеатров было очень мало, поэтому они транслировались на две страны.
— Можете рассказать про ваш опыт работы в Москве?
Я снимал там криминальный сериал по заказу канала РТР, производил его на концерне РВС (Русские Всемирные Студии). Конечно, производство картин в России отличается от производства картин в Казахстане. Главное отличие — масштаб. Начиная от бюджетов, заканчивая количеством людей в команде. Рынок огромный по сравнению с Казахстаном. От этого всего зависит качество конечного продукта.
Конкурировать с российским и мировым кино — это ошибка. Казахстан ввязывается в драку, которую он изначально проиграл. Это как сравнивать лимонад «Буратино» и «Coca-Cola».
Нам нужна не конкуренция, а концентрация внимания на нашем рынке в поисках своей ниши.
— А если сравнивать опыт производства фильмов в двух странах, то какие точки пересечения и различия вы находите?
Сам творческий процесс везде одинаковый. А вот производство фильмов сильно отличается. Минусы нашего кинопроизводства — отсутствие кадров. Их мало и их проблематично найти. И наши качественные кадры разрываются между 30-ю проектами. Остальным достаются не совсем уж специалисты.
Вторая проблема — бюджет. Мы не можем платить большую сумму работникам, и они вынуждены искать дополнительный заработок. Это основные причины, а мелких проблем — масса. Например, мы вынуждены искать актеров на улице, потому что профессиональных по пальцам пересчитать можно.
У нас не так много институтов для подготовки актеров и режиссеров. А те, что есть, непонятно чем наполнены.
Мы очень часто обращаемся к московским специалистам, потому что это может быть дешевле или по той же цене, но качественнее.
— Как это можно исправить? Привлечением кадров из России?
Они будут привлекаться до тех пор, пока не появятся свои кадры. Свои специалисты появятся, когда увеличится число фильмов. Фильмов будет больше, если будут площадки для показа и сбыта.
Мы можем затыкать дыры на тонущем корабле поочередно, но если мы не решим глобальную проблему, то это бесполезно.
— Вы по примеру отца вышли на российский рынок. Какие у вас планы на будущее?
У меня много разных планов. Я, как осьминог, раскидываю во все стороны свои щупальца. Где зацепится, там и буду снимать. Кино не имеет границ. Можно снимать где и как угодно, всё зависит от темы, желания и сюжета.
— Какой жанр вы хотели бы освоить?
Мне интересны мелодрамы, психологические драмы. То, что связано с взаимоотношениями и чувствами. Экшн тоже интересен, а комедия и ужасы для меня пока не особо привлекательные жанры. Но все может поменяться.
— Какие у вас любимые режиссеры?
У меня их много. Попробую назвать часть из них. Это Кубрик, Спилберг, Бонюэль. Из современных мне нравится Тим Бертон, Иньярриту, Аранофски и Нолан.
Или Вуди Аллен, которого я называю современным Чеховым. Он как-будто из всех своих картин делает один большой фильм.
Я больше ориентируюсь по картинам, например, мне нравится Дарабонт и его «Зеленая миля» и «Побег из Шоушенка». Очень запомнился фильм «Бёрдмэн» Иньярриту и «мама!» Аранофски.
Фотографии: Роман Лукьянчиков / со съемок фильма
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)
