Пока мы живем в 2024 году, Япония живет в 2034: топ-10 технологических прорывов, которые хочется позаимствовать
Когда речь заходит о высоких технологиях, Япония неизменно оказывается впереди планеты всей. Эта страна уже живет так, будто на...
Я был в первом, кажется классе, когда прочитал «Шел по городу волшебник» Юрия Томина. Часто вспоминаю ее и сейчас. Это сказка про мальчика, которому достался коробок с волшебными спичками. Спички эти можно было ломать и загадывать желания. Парадоксально, но сказка эта прежде всего о недостатках всемогущества, чему она научила меня на долгие годы вперед.
Еще много читал о рыцарях. Влюбился в «Айвенго» Вальтера Скотта. Не представляю, сколько тогда понял, но раз семь перечитывал, знал наизусть большими кусками. Еще более оглушительное впечатление чуть позже произвела на меня «Песнь о Роланде». Ну и остальные литературные памятники — «Легенда о Тристане и Изольде», «Песнь о Нибелунгах», «Старшая» и «Младшая Эдда». Как это повлияло на меня, сказать сложно, но рыцарский кодекс в большей степени, чем само представление о средневековье как о волшебной эпохе, важен для меня до сих пор. Средневековое искусство, в том числе изобразительное, архитектура, литература – были всегда для меня важным эталоном.
Позже я начал читать фантастику. Лет в 10 ко мне попали «Марсианские хроники».
Зацикленность Брэдбери на тему книг, еще в большей степени, чем в «451 градусе по Фаренгейту», какие миры может открыть чтение – почему-то тогда именно это меня глубоко поразило.
Тогда же я прочитал «Сирано де Бержерака» Эдмона Ростана. Идея человека, который трансформирует мир при помощи фантазии и поэзии, казалась мне невероятно соблазнительной.
Лет в 13 мама подсунула мне Булгакова, затем Платонова. «Чевенгур» Платонова особенно впечатлил. С тех пор взгляд на советскую историю у меня всегда окрашен красками, присущими ранней платоновской прозе, – философическими, романтическими – и в то же время описывающие весь ужас реальности. Язык Платонова это вообще что-то невероятное. Примерно тогда же я прочитал «Колымские рассказы» Шаламова, и до сих пор считаю Шаламова лучшим русским писателем второй половины двадцатого века. Платонова – разумеется, первой.
Потом я открыл для себя Достоевского. Лучшим его трудом считаю «Бесы». И вовсе не из-за политического контекста, а прежде всего из-за глубины и парадоксальности переживаний главных персонажей, той ситуации, в которой в один день ты можешь быть властелином событий, в другой – погибнуть глупейшим образом. Вот это ощущение зыбкости, нестабильности и в то же время ценности бытия для мыслящего человека – вот, что я вынес из Достоевского. Кафка попал ко мне примерно тогда же. «Замок» оказал тоже огромное воздействие на мое подростковое формирование.
Когда учился в институте, начали издавать то, что не выходило прежде. Читал очень много фантастики и фэнтези, хотя родители не уважали такую литературу.
Влюбился в Стивена Кинга, прочитал все его произведения. Люблю в романе «Оно» глубину, связь человека с детством, то, как детство определяет всю нашу судьбу.
Еще нравился английский писатель Майкл Муркок. Мне кажется идея, с которой я познакомился позже и которая высказана у него в популярном виде, – идея архетипов и вечного возвращения Ницше очень мне близка. Тогда же увлекался литературой барокко. Самое яркое воспоминание – Кальдерон, в особенности «Жизнь есть сон», одна из любимейших пьес и произведений в мировой литературе в целом. Когда я думаю о своих любимых режиссерах, о том же Дэвиде Линче, понимаю, что Кальдерон предсказал многое еще в 17 веке из того, что Линч сделал потом.
Последнее литературное впечатление на данный момент – «Поиски утраченного времени» Пруста. Много лет шел к тому, чтобы прочитать в оригинале. Мне казалось неприличным, что имея филологическое образование, я не добрался до него. В переводе его невозможно читать, поэтому нужно было просто ждать того момента, когда мой французский достигнет определенного уровня. Да простится мне такое странное сравнение, но та же идея, что была в «Оно» Кинга, я встретил у Пруста, правда уже на другом уровне – что детство определяет всю жизнь человека вплоть до смерти.
Что касается экранизаций, эталон для меня – «Старикам здесь не место» братьев Коэн. Это очень точная передача романа Кормака МакКарти, ни в чем не отступающая от сюжета. Для того чтобы была удачная экранизация, нужны два условия: во-первых, равновеликий масштаб художника-кинематографиста и писателя; во-вторых, совпадение этических и эстетических взглядов двух авторов, который схожим образом видят мир и говорят примерно об одном и том же.
Фото: Виктория Ли
Получай актуальные подборки новостей, узнавай о самом интересном в Steppe (без спама, обещаем 😉)
(без спама, обещаем 😉)